– А ты им поверил, полковник?

– Может, и соврали. Их же, ютов, вещун-слухом не проверишь! Извини, сынок, что принёс тебе такую безрадостную весть. Но я тут бессилен, – передал полковник и отключился.

Куда делся Джангар? Где его теперь искать, затерянного в двух мирах? Прорываться через двузракую паутину, про которую наслышан от товарищей? Но что ждёт его в Лесном княжестве, удалённом от его Юртауна не тысячами вёрст, а тридцатью веками? И это не всё: Кали его, Джору, там попросту не узнает, не вспомнит. И он её тоже, как и сына: пройдёт радужным проходом и позабудет все встречи и навыки, приобретённые тут, в Ютландии. Так его заверяли лесичи, не раз ходившие через паутинный проход туда и обратно. Но уж в это Гессер не верил: как это он вдруг растеряет воспоминания о самом дорогом на свете? Врут они всё, юты, и проверить их невозможно! И тут же спохватился, что о потере памяти слышал вовсе даже не от ютов. Боевые товарищи говорили, с которыми вместе участвовал в нескольких кровавых стычках, когда от верности каждого зависела жизнь остальных. Но мысль, что во всём виноваты юты, глубоко застряла. Гессер повернулся к подсотнику и сказал:

– А знаешь, Стас, я почему-то уверен, что не могли ютры вещун-заслон сотворить.

– Кто же тогда? – удивился Ростин.

– А юты. У них, поди, какой новый умелец народился, придумал такой вредный аппарат, чтобы мы вещун-связью пользоваться разучились!

– На что же им такие пакости против нас, союзников, вести? Какая им в том корысть?

– Чего не знаю, того не знаю. Но клянусь выяснить!

ЭПИЛОГ

ЭПИЛОГ

Эсеге Малан тупо обозревал с высоты трона подвластные ему территории. И внезапно вспомнил, что давненько не видел через прицельный люк сынка своего, Шаргая. Где шляется, что поделывает? Вырос уже, пожалуй, без папашиного-то догляда. Не ровён час, женился без родительского соизволения, детей наплодил полон двор. С него станет!

Рассердившись на предполагаемые проступки сына, Эсеге вперил острый взгляд в Мундаргу, куда Шаргай угодил по его промашке. Мигом разглядел дарёного золотого коня и пересчитал его зубы, а сына почему-то не увидел. В седле Огонька, правда, имелся какой-то всадник, погонял скакуна. Ликом с божьим сыном был он схож, но душа-то, душа…

Подменили!

Но неужели папаша сына своего не признает? Это он-то, Эсеге Малан-тенгри, «отец плешивое небо», глава пятидесяти пяти западных и сорока четырёх восточных небожителей, который дарит своим подданным ясную солнечную погоду, сын Хухе Мунхе-тенгри, вечно пьяного… тьфу ты! – синего неба и двух мамаш: Цаган Дар-эке, белой звёздочки, и её гневного воплощения – Ухин Хары, девы темноты? Кто, как не он, Эсеге, научил землян мудрости, заставил невест переселяться к женихам, а не наоборот, установил предел жизни в семьдесят лет, чем и доконал гигантов? Кто спас Пересвета и Перетьму из подвалов Эрленовых? Кого глупые потомки сравнивать станут с самим Чингисханом, а супругу его, Эхе Юрен, с женой воителя Борте по прозвищу Эхе Юджин, «мать супруга»? Я столь велик, размышлял Эсеге, а мне сына подменили. Думают, что по величию своему я и подмены не замечу. Замечу, да ещё как, сами увидите!