Я пропрыгала к ревущей Павле и ошарашила ее вопросом:

— Ты у зубного давно была?

— Чего?

— Ну как у тебя с зубами? — нетерпеливо пояснила я. — Все ли на месте, не шатаются, не болят, не протезы, случаем?

Вместо ответа Павла широко раззявила рот и даже услужливо высунула язык. Я наклонилась и оглядела аристократическую полость рта.

— Хм, ну я, конечно, не стоматолог… Так, ну с зубами у тебя вроде все в порядке, штук тридцать наберется, а нам больше и не надо.

Я повернулась к Павле задом и сунула ей под нос связанные руки:

— Грызи!

— Pardon?!

Я прямо-таки почувствовала на себе удивленный взгляд Павлы и принялась объяснять:

— Сейчас ты должна очень быстро перегрызть веревки у меня на запястьях. Времени у нас в обрез, так что торопись.

— Но как? — проблеяла девица.

— Ушами об косяк и каком кверху! — разозлилась я. — Представь, что жуешь рябчика-пенсионера!

Павла вздохнула, но послушно замусолила веревки. Поскольку аристократы к благородному делу перегрызания веревок не приучены, дело у нас продвигалось крайне медленно. Эх, сюда бы мамашу Маленберг! Она б не только веревки, но и меня б перекусила, даже не облизнувшись.

Стоило мне подумать о славной бабуле, как весьма миленький витражик слева от меня, изображавший картину Страшного суда, рассыпался под натиском рыжей кудрявой башки размером с хороший арбуз.

— Иду, иду! — пыхтел Ула, пропихивая свои жиры, белки и углеводы через малюсенькое окошко, явно не рассчитанное на теплый прием шведских холодильников.

— Э-э! — От беспокойства я потеряла дар речи и всего лишь смогла блеять, как провинциальная овца при виде модернизированного хлева. А ведь от меня требовалось только сказать назидательным тоном: “Ула, отойди от окошка, иначе ты опять застрянешь, а я не могу тебя вытащить, потому что руки у меня связаны!”. Но, разумеется, когда дар речи вернулся ко мне, было уже поздно: Ула намертво влип в оконную раму многострадальной задницей. Опять.

Я не знала, плакать ли мне, смеяться или цитировать классиков. Ула, тихо подвывая, пытался изобразить в стене памятник бессмертному творению Чернышевского “Что делать?” На этот раз положение Улы было даже серьезнее, чем когда он застрял в комнате Жужи. Теперь самая интересная и лучшая часть Улы незащищенно торчала наружу. Господи, и почему это с появлением моего Помощника проблем у меня всегда прибавляется?

— Дерни меня! — пропыхтел Улик.

— Чем, зубами? — огрызнулась я. — Ты, что ли, мне потом на металлокерамику заработаешь?