– А вот этого не следует делать, батенька, – строго сказал нищий. – Вы не в Петербурге.
– И не стыдно вам попрошайничать, да еще на паперти католического собора?! – вскричал Лисоцкий, в котором вдруг заговорили национальные и православные чувства.
– Как вы могли подумать? – возмутился старик. – Я демонстрант. Я собираю средства на ремонт русской церкви. Я хочу обратить внимание папы на неравенство католической и православной общин.
– А-а… – сказал Лисоцкий и, оглянувшись, выдал несколько монеток старику в поддержку наших христиан. Я расценил это как акцию против папства.
Убедившись, что старик идеологически безопасен и вообще почти наш, мы с ним поговорили. Как только он узнал, что мы едем в Бризанию, он тут же нас перекрестил.
– Храни вас Господь, – сказал он.
– Зачем? – дружно удивились мы.
– Это никогда не помешает, – сказал старик. – Особенно в Бризании.
– Вы тоже были в Бризании? – спросил Лисоцкий.
– Упаси меня Бог, – сказал старик.
И он поведал нам историю своего дяди. Его дядя был популярным священником до революции. У него был образцовый приход, дом, сад и собственный выезд. И вот однажды, незадолго до русско-японской войны, дядя с семьей снялся с насиженного места и укатил в Бризанию. Говорили, что перед этим он получил какое-то письмо. Дядя уехал в Бризанию миссионерствовать. С тех пор о нем не было никаких вестей.
– Как его звали? – спросил Лисоцкий, доставая записную книжку.
– Отец Александр, – сказал старик. – Александр Порфирьевич Зубов. У него было трое сыновей и дочь.
Лисоцкий все эти сведения записал. Дружески распрощавшись со стариком, мы пошли в посольство. На ходу мы обсуждали новые данные о Бризании. Показания старика косвенным образом подтверждали информацию, полученную от Рыбки. Это касалось прежде всего религии. С какой стати, спрашивается, православный поп кинется в черную Африку? Вероятно, его позвал религиозный долг.
В посольстве нас встретил Черемухин с билетами на самолет.
– Здесь полно русских! – шепотом сказал он.
– Знаем, – сказали мы.
– Учтите, что не каждый русский – советский, – предупредил Черемухин.
– И не каждый советский – русский, – сказал я. – Не учи ученого, Паша. Это мы еще в школе проходили.