Все, что лежало «по ту сторону», давно потускнело и расплылось. Видимо, и эта способность забывать – тоже часть Игры.
Впрочем, для Дэна, которому предстояло сейчас идти в бой, эти тонкости не имели значения.
Теперь, когда его разрывали на части внутренние противоречия, все эти задания, приказы и цели, стали бессмысленной мишурой.
Он вел в бой разъяренное, исходящее злобой войско, а сам думал только о том, что не хочет убивать и отдавать приказы.
Но… Еще он хотел жить! А для этого надо сохранять хотя бы видимость боевого духа.
… Университет был обложен плотным кольцом осады так, чтобы ни одна живая или колдовская душа не могла просочиться на помощь врагам.
Ордынцы из хитрых и заискивающе-доброжелательных торговцев вновь превратились в беспощадных головорезов, готовых идти на смерть ради защиты собственных интересов. В воздух были подняты штурмовые лестницы, жилистые руки сжимали кривые мечи, а некоторые – короткоствольные автоматы. Штандарты взвились над головами, свидетельствуя о намерении в любой момент ринуться на штурм.
Их недавние смертельные враги – «бритоголовые», с кривыми усмешками, не очень доброжелательно поглядывающие на «союзников», тоже готовились бить и терзать. Над их головами тоже развивались флаги – с характерной символикой.
Каждый из них считал, что правда – только на его стороне.
Также, как и засевшие за крепкими стенами разбойники.
Только убийцам, осматривающим холодными стеклянными взглядами стены и бойницы, было все равно, на чьей стороне сражаться.
Дэн же давно понял, что его сторона в этом сражении не имеет принципиального значения. Так же, как и сам бой.
И здесь нет стороны добра и стороны зла.
Потому что сама война – это зло…
Низко и страшно протрубили трубы.
– Вперед! – скомандовал Дэн.
Первая волна ордынцев ринулась вперед, выкрикивая воинственные кличи и проклятья. Некоторые из убийц не выдержали и азартно бросились следом, в предвкушении сладкого чувства чужой смерти…
Толик привык к мгновенным перемещениям, на которые были способны некоторые обитатели Волшебной Москвы. Поэтому сразу принялся оценивать новую обстановку.
Теперь он находился в просторном светлом помещении, стенами которого было только сине-серое небо. Мебели практически не было. Если не считать низкого прозрачного стола и двух окруживших его кольцом диванов.