– Это хорошо, что сердце тебе подсказывает. Слушай его. Людей предать невозможно, пока сам себя не предал.

– Правда?!

– Истинная. Будешь искренним с собой – ни асур, ни бородав тебе не страшны.

– А почему асур?

– Майя – титанида асуров. Что, не знал?

Так случается иногда… Ты чего-то не хочешь видеть, отворачиваешься, а оно раз – и тут. «Это потому что ты трус», – прошептал злорадный голос, так похожий на Димкин.

В этот миг то ли заклятие западного лица спало, то ли его победило другое, более могущественное заклятие, но Тилль вспомнил себя. Вспомнил все, что с ним происходило в эти дни.

Как он мог не замечать! И речь у нее странная – потому что в уме все на универсальный переводит. И шрамы на боках… какая там катастрофа! Вторая пара рук это бывшая. И запах и «сувенирная» «паук-удавка»…

– Этот зверь – бородав, – продолжала Ефросинья. – Асуры его вместо няньки держат. Он запоминает все их детские шалости, а потом карает ослушников: кому руки-ноги откусывает, кому голову. Самых непослушных съедает, но, если те исправятся, – выплевывает. Не бойся: тебя он не тронет.

– Почему?

– Честным не нужны няньки и строгие воспитатели. Они сами отвечают за себя.

Черная рука разжалась. В груди Тилля потянуло холодком. Бородав лениво прошлепал к пульту гипердоставки и потерся о него боком. На пластике остались ошметки слизи.

«Я сам отвечаю за себя, – мысленно повторил Тилль, обращаясь к бородаву. – У тебя нет власти надо мной. И у Майи нет».

Майя все так же сидела на камне, держа западное лицо.

– Ну, – поинтересовалась она, – добыл шкуру?

– Нет, – отвечал Тилль.

От этого «нет» Тиллю стало легче дышать. Словно шатающийся зуб хрустнул и вывалился, давая место другому зубу.

– Нет шкуры, головастик, – равнодушно сообщила Майя, – нет и сладких личинок ухорылки. Все просто в этом мире.

– А мне не нужна шкура. – Он подошел к асури. – Скажите честно: вы хотите убить этих ребят? И… и Таю?..