— И что?

Алия отмахнулась:

— Ай, дал батя денег хозяину гостиницы на постройку новой, не такая уж она и великая была.

— Да плевала я на эту гостиницу! — Я стукнула ложкой по столу. — Я про Серого спрашиваю, отец-то что сказал?

— Чтоб духу его в Школе не было, пока я не выучусь.

— А потом?

— А потом он, может, и сам от старости помрет. Батя, во всяком случае, на это очень надеется.

— Ага, помрет он! Тысячу лет не помирал, а тут вдруг помрет.

— Вот и я бате это сказала, а он мне в глаз.

— Ну и нравы у вас.

— Это… — затоптался у нашего столика Зоря, — вас директор кличет. Покушаете — и к нему.

— Ага, сейчас и мне в глаз.

— За что?! — удивилась Лейя.

— Феофилакт Транквиллинович найдет. Для похвалы еще ни разу не вызывали.

— Ну давай, — сказала Алия.

Я встала, и тут по залу разнесся дружный гогот: с обреченным видом к раздаче топал бельчонок в кокошнике и сарафане. Овечка подталкивала его носом:

— Давай, топай, некогда переодеваться! А вы не ржите, кони!

Я, добравшись до директорского кабинета, осторожно постучала.

— Входите, госпожа Верея. — Феофилакт Транквиллинович сидел за столом, обложенный толстыми, как гроссбухи, учительскими журналами. Напротив него в кресле восседал Велий, а за спиной Велия стоял Анжело, опасливо стреляя на директора глазами.