– Мы господские люди, – вздохнула она. – Хозяин уж два года, как помер. А вы, я вижу, не местный.

– Это почему же?

– Говор ваш особенный, на наш непохожий.

– Да, мы с приятелем приезжие. А к тебе по делу зашли. Хочу у тебя своего холопа оставить. Через год заберу.

– Так ведь…

– Не перечь, хозяйка, так надо. Заплачу щедро, – с этими словами я выгреб из карманов монеты и положил на стол. Женщина поднесла лучину ближе, рассмотрела монеты, некоторые из них пробуя на зуб – не фальшивые ли.

– Да тут на стадо коров хватит, благодетель вы наш! – всплеснула она руками.

Я с жалостью взглянул на женщину.

– Через год приеду за Александром, заплачу вдвое против того, что сейчас дал. Главное – чтоб жилось ему у вас хорошо. Договорились?

– Воля ваша, барин. Не обидим вашего холопа.

– Вот и прекрасно, – сказал я и повернулся к родственнику. – Прощай, Александр. Помни: моё слово твёрдое.

– Прощайте, барин, – ответил Александр, войдя в роль.

Направившись к выходу, я обернулся и сказал идущей следом женщине:

– Не надо, хозяйка, не провожай. Мир вашему дому.

Дверь за нами закрылась, и мы со Всеволодом в наступивших сумерках прошли вдоль забора к «тарелке», присутствие которой выдавал лишь слабый лучик света, пробивавшийся сквозь неплотно закрытый люк. Мы стали кидать в него комья земли. Люк тут же открылся, и последний ком попал в Ярослава.

Оказавшись внутри «тарелки», Всеволод закрыл люк и принялся хохотать.

– Ну, рассказывай, что там смешного? – улыбнулся Ярослав.

– Сергея за своего приняли. «Барин» – говорят. А я стою – дурак дураком, за всё время слова не сказал.

– А сам дом как внутри? Жить хоть можно?

– Не знаю, не понял. Тьма непроглядная, и пол вроде как земляной. Окошко совсем маленькое. Одним словом: сарай. Вот попал Александр, так попал!