Мне в одной рубахе на голое тело жарко, а он стоит на солнцепеке в теплом стеганом жупане, да еще и после пробежки… Нелегкая служба у царских посыльных, ох нелегкая!
— Заходи, мил человек, квасом холодным угощу. — Я показал рукой на хату. — Что толку на солнце преть?
— Благодарствуйте на добром слове, — поклонился ярыжка, — от глотка водицы иль кваса не откажусь, а рассиживаться некогда, работы невпроворот.
Сходив в погребок, я вынес оттуда ковш ядреного квасу и подал служивому.
Тот благодарно приложился к угощению, выпив до дна, и вернул пустую тару со словами:
— За угощение благодарю. А дело у меня государственной важности. Сам царь-батюшка Далдон велел тебе явиться во дворец не позднее чем к обеду. Дело есть к тебе, спешное да секретное. Смекаешь?
— Угу.
— Ну я пошел. — Мужичок поправил шапку и вприпрыжку бросился к царским хоромам, провожаемый ленивым взглядом Борьки.
Я вернулся в хату, постоял, почесал затылок. А что, если царь проведал о моих визитах в царский сад? Отсечет ведь буйну голову — с него станется. Можно, конечно, сбежать, но… эх, была не была, выкручусь.
Быстро одевшись, я направился к царю на поклон.
Идя улицей, я лузгаю семечки и здороваюсь с прохожими. Кто познатнее да побогаче — приветственно кивнет, кто попроще да победнее — тот голову склонит да шапку ломанет. Уважают, значит. Это хорошо…
Румяные девицы в шитых жемчугом кокошниках благосклонно здоровья желают, глазками так и постреливают. Со многими я знаком, забегают время от времени на суженого погадать, да только я в кофейной гуще ни бельмеса не вижу, вот и приходится ограничиваться просторными лекциями на тему: «Человек сам кузнец своего счастья» и «Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок». Главное в этом деле — придать робкой красавице смелости и указать направление атаки, а с остальным она сама прекрасно справится: женская хитрость по отношению к нашему — мужественному — полу у них в крови. А какой не хватит везения или настойчивости, так и прибежит, случается, слезы размазывает по щекам да ревет как белуга. Выслушаю, предоставлю жилетку во временное пользование — мне не жалко, — а когда просохнет, начинаю говорить, и в результате ее идеал опускается до уровня туповатого деревенского увальня. Это дело не сложное, высмеять можно любого, главное — раздуть присущие любому мужчине недостатки до размера вселенской катастрофы. Позже присмотрится девица к давешнему предмету неразделенной страсти — и правда, кому такой нужен? — вздохнет разок-другой, тряпочку мокрую к глазам приложит, чтобы краснота ушла, да и побежит на гуляние вечернее, с подружками щебетать, к парубкам словно невзначай прижиматься, а там, смотришь, дрогнуло сердечко и растаяло. Опять ко мне бежит: «Посмотри в воду кристальную, разведи покров будущего пером пламенеющим жар-птицы, скажи: мой ли это суженый?» И все по новой… Сие есть круговорот сил природных, закон жизни, нам силами высшими положенный на радость и горе.