— Понятно… А убить огненной струей ты их тоже не хочешь?

— Нет, — твердо отрезал царевич. — Никого и никак я убивать не хочу.

— Что ты еще умеешь, что может нам пригодиться?

— А что вы умеете? — парировал разведывательный ход лукоморец, стараясь не обращать внимания на попытки подоспевших гвардейцев высадить дверь. — Или вас сюда по ошибке заточили?

— Если бы что-то из того, что я умею, могло бы мне здесь помочь… — брюзгливо огрызнулась Вахуна.

Не очень-то приятно было ей признаваться в этом, тем более какому-то ненормальному мальчишке из ниоткуда, но это было так.

Иван задумчиво потер переносицу, помял подбородок, и когда ничего из этого мыслительному процессу и генерации свежих идей не помогло, прибег к старому доброму почесыванию в затылке.

— Мы глубоко под землей? — наконец спросил он.

— А что? — заинтересовалась колдунья.

— Я мог бы попытаться прожечь дыру в потолке, и мы бы могли… Тут не очень высокие потолки, я заметил…

— Постой. — Тут осенило и Вахуну. — Насколько я знаю, весь дворец построен на довольно высокой горе, и эта его часть, где мы сейчас находимся, расположена на южном склоне, который круче и застроен хибарами рыбаков. Династии королей изрыли гору, строя новые подземелья, сокровищницы и тюрьмы. Стена, к которой я была прикована, — не каменная кладка, а настоящая скала, внутренняя часть горы. Если бы ты мог прожечь ее насквозь… Хотя бы небольшой проход… Мы бы выбрались на волю там, где нас никто не ждет, скрылись бы, и никто бы нас не нашел. Особенно тебя, — усмехнулась она.

На то, чтобы проплавить лаз в скале, ушло минут пятнадцать.

Ивану было отчаянно жутко, ведь он не знал, какова толщина стены и сколько еще сможет проработать заклинание огня сапога, прежде чем магия снова устанет и пропадет на полдня или на день. Несмотря на оптимистичные заявления Вахуны, ему совсем не хотелось на себе опытным путем проверять, сколько может продержаться уже начинающая нагреваться и отсвечивать зеленым дверь камеры под натиском солдат и придворных магов. И когда среди раскаленного добела камня вдруг забрезжил не очень яркий, но показавшийся ослепительным дневной свет, он от радости чуть не выронил сапог из рук.

Длина хода оказалась около полутора метров, и в него едва-едва можно было протиснуться по-пластунски, раздирая в клочья об обжигающие каменные сосульки одежду вместе с кожей, но это была свобода, и она того стоила.

Вылезли они на склоне горы с потрясающим видом на фиолетовое море, усеянное белыми запятыми парусов, посреди лениво дотлевавших кустов лунных ягод, которые некому было прийти потушить. Это, как объяснила ведьма, была слобода рыбаков, и с утра до вечера дома никого было не сыскать — мужчины уходили в море, а женщины и дети солили и вялили улов прошедшего дня под навесами на берегу.