— Имя, немедленно скажи ее имя.

— Я не помню… Подожди, — шепчет она, чувствуя, как я ослабляю пальцы на ее руке. — Вот. Какое-то испанское имя. Германез? Мартинез? Что-то в этом роде.

Я с трудом могу дышать. И это не потому, что мы на высоте пяти тысяч футов. А потому, что доктор Мартинез моя настоящая мама. Теперь это знание для меня как спасательный круг.

— Ты не единственный удачный гибрид.

— Знаю. Еще твой любезный Омега, потом Леопардиха…

— И я, — заканчивает Директор, — я сама.

Я присвистнула:

— И кого же это намешали в человека, чтобы такое получилось? Ты наполовину… Гиена? Стервятник? Какая-нибудь глубоководная форма жизни…

— Галапагосская черепаха, — говорит она. — Мне сто семь лет.

— И ты не выглядишь ни на день старше.

Она злобно смотрит на меня, а я спокойно гляжу вниз. Замок окружен немецкими полицейскими машинами. День закончен. Мы спасли сегодняшний день. Но спасли ли мы сегодня мир?

— Пока, — говорю я ей и отпускаю ее руку.

Надж ее не удерживает, и Директор летит вниз, крича от ужаса и удивления.

Макс, это не ты, — говорит Голос.

Голос… я уже очень давно его не слыхала.

— Джеб, почему не я. Ты меня не такой хотел сотворить?

Нет, потому что ты не такой человек. Можно сотворить твое тело. Но как личность тебя никто не творил. Это не ты, потому что ты не убийца. Ты не единожды это доказала. И ничем я не горжусь в тебе больше, чем этим.

Я тяжело вздыхаю. Это правда. Ты, Голос, не можешь не согласиться, что я просто замечательная. Бравада бравадой, но в глубине души, совсем по секрету, я могу собой немного гордиться. Совсем чуть-чуть.