— Все равно, по-моему, ты удивительный! — говорит Элла, заставляя Игги покраснеть до корней волос.

Смотрю через стол на Газзи и Ангела. Они сидят рядком, тихие, спокойные и такие довольные, что сердце у меня не нарадуется.

— Макс, кстати, — замечает мама между делом, — я там для вашей собачки все остатки сложила в миску. Она на полу, у задней двери.

Стая цепенеет. «Ох-о-хо, — думаю я. — Что-то сейчас будет!»

Тотал, сердито сверкая глазами, чешет ко мне через кухню:

— Значит, миска моя на полу! Почему бы уж сразу не посадить меня во дворе на цепь и не бросить мне кость на землю!

Мама ошеломленно уставилась на него, а глаза у Эллы вообще вот-вот выскочат из орбит.

— Ты прости… они не думали…

— Ничего, я стерплю. Разве я возражаю? Покормили, и на том спасибо. Поспать только бросьте теперь тряпку на пол. А я пока пойду потренируюсь гавкать. Как там, гав-гав или тяф-тяф? Что-то я не припомню.

Вопросительно смотрю на маму:

— Э-э-э, а можно мы Тоталу на стол тарелку поставим? — я чуть-чуть пододвигаюсь, освобождая рядом с собой немного места. — Он любит есть за столом.

— Потому что я не такой варвар, как некоторые обо мне думают.

— Конечно-конечно. Извини меня, Тотал, — говорит мама как ни в чем не бывало. — Присаживайся.

Мимоходом замечаю, что Клык, состроив рожу и закатив на Тотала глаза, тянется за добавкой. Разговор снова входит в нормальное русло. Мы все довольно лопаем, и наша кухня как с картинки Нормана Роквелла.[30] Он, конечно, не рисовал крылатых мутантов и говорящих собак. Но все равно, похоже.

133

133

— Вы же только что прилетели, — мама даже не пытается скрыть текущие по щекам слезы.

— Знаю… Но ты не расстраивайся. Мы еще вернемся. Обещаю.

— Зачем вам обязательно надо куда-то лететь? — горько рыдает Элла.

— Поймите, пожалуйста, поймите… У меня есть… обязательства. Ну… мир спасать и все такое…