— Сыграй-ка лучше нашу, Спам!

Шарманщик передвинул какой-то рычажок и принялся крутить ручку. Зазвучал громкий ритмичный танцевальный мотив — ум-па-па! ум-па-па! — и Рогатый Барон улыбнулся: мелодия эта была ему хорошо знакома. Грязнуха Мод тоже улыбнулась, вскинула голову и запела:

Маки Мауд пела все громче, прогуливаясь и пританцовывая среди своих обожателей. Время от времени она останавливалась ненадолго возле того или иного столика — взъерошить кому-то волосы, кого-то ласково пощекотать под подбородком, а то и неожиданно ткнуть умирающего от восхищения гоблина мордой в поджидавший своей участи пирог с драченой. Что бы она ни делала, посетители ее салона неизменно приходили в восторг. Она действительно, что называется, кормила свою диковатую аудиторию с руки!

Когда песня приблизилась к концу, шарманщик изо всех сил крутанул ручку шарманки, и Грязнуха Мод пронзительно взвизгнула под этот оглушительный аккомпанемент:

«И я говорю… — Рогатый Барон затаил дыхание. Мод шла прямо к нему. — И я говорю…»

Она приблизилась к его столику. Он боялся смотреть на нее; щеки его пылали от смущения. Казалось, Маки Мауд поет специально для него и все слова ее песни предназначены ему, ему одному!..

«И я го-во-рю-у-у-у… — Не переводя дыхания, Мод подошла к Рогатому Барону и слегка царапнула покрытыми ярким лаком ногтями по его плечам и блестящему шлему. Потом на мгновение застыла, коротко вздохнула и завершила песню почти шепотом, так тихо звучал ее низкий хрипловатый голос: —…тебе: «Стой! Никогда не играй со мной!»

— Браво! — взревел Рогатый Барон, с энтузиазмом хлопая в ладоши. — Браво!

Маки Мауд обошла столик и заглянула ему в лицо. Рогатый Барон тоже внимательно посмотрел на нее. Глаза их встретились.

— Это ты! — выдохнул он.

* * *

Шел пятый час, светало. Уже и розовые смердуны начали возиться в Благовонных Грязях, разбуженные пернатыми мышами, так и мелькавшими у них над головой. Небо сияло голубизной. Стояла тишь. Денек обещал быть прекрасным.

В заведении Грязнухи Мод веселая ночь наконец-то близилась к концу. Посетители по большей части разошлись по домам, а официанты и уборщики пытались как-то привести в порядок зал, смывая из шлангов ту невероятную грязь, которую оставили после себя посетители, и складывая в углу разбитые стулья. Но полусонный людоед и парочка усталых гоблинов все еще торчали у стойки бара.

— Еш-че ш-ш-ш-шешть пирош-ш-шков с драч-че-ной! — пьяным голосом прошепелявил один из них.

— Тебе уже достаточно, — мрачно заявил ему бармен, протирая стаканы такой грязнущей салфеткой, словно хотел быть уверенным, что к вечеру стаканы уж точно будут отменно грязными.