Козорезов вихрем промчался к холодильнику на кухню, распахнул дверцу и бережно изъял с полки заветную плоскую бутылку зелёного стекла. Посмотрел на просвет. Загустевшая, одинаково крепкая и сладкая жидкость заполняла собой не более четверти тары. Этого для повтора явно было маловато. Он рысью бросился к вешалке и принялся нетерпеливо рыться в карманах куртки, безжалостно выгребая всю оставшуюся наличность. Хотя и понимал уже, что в лучшем случае наскребёт на бутылку бюджетной водки. Денег на дорогущую «Бехеровку» после вчерашнего пиршества у него просто не осталось.

Однако, надежда умирает последней, и Валера, распахнув стенной шкаф, взялся за зимнее пальто, в карманах которого, чем чёрт не шутит, с зимы могло заваляться несколько купюр и мелочи.

— Бог в помощь, — прозвучал у него за спиной тихий, и как казалось, чрезвычайно грустный голос.

Козорезов, продолжая выворачивать наизнанку все полости пальто, глухо предостерегающе зарычал, как дворовый пёс, которому внезапно помешали откапывать давно припрятанную кость. Но выяснять, кого там снова к нему в квартиру занесло, ему решительно было некогда, ибо сюжет уходил всё дальше, и надежды вернуть его таяли с каждой минутой, а то и секундой.

— Увы, — голос явно совершенно расстроился, послышался глубокий тягостный вздох, полный неизбывной внутренней муки, — но там у вас ничего нет.

— В Рим туда, — не глядя махнул писатель рукой в сторону комнаты.

— Я проверял. Ничего, — в голосе послышались слезливые нотки.

При этих словах Валера застыл в позе статуи вора-карманника. Но в следующее мгновение мысль о том, что некто рылся в его пальто, да ещё не где-то в общественном месте, а прямо у него дома, взбесила его на столько, что он вновь ожил и, резко обернулся. Его взгляд, подобно боевому лазеру, мог бы сокрушить сейчас любую броню, но упёрся в нечто совсем уж несуразное даже на фоне хрипатого центуриона.

Перед ним стоял оборванец, явно давно не бывавший не только в бане, но даже в простом душе. Одет пришелец (если это можно было именовать столь благородным словом — одежда) оказался в грязные тряпки, когда-то в далёком прошлом представлявшие из себя тунику, до совершенного непотребства разбитые сандалии, а плечи кутались в, по всей вероятности, украденную у какого-нибудь пастуха, вонючую козлиную шкуру.

Лицо незнакомца оказалось под стать его наряду. Было оно давно не бритым и не мытым, уголки губ безнадёжно опущены, как и кончик мясистого носа. Спутанные грязные волосы, не давали возможности определить ни их первоначальный цвет, ни фактуру. И только в невероятно голубых глазах ещё таился живой блеск. В общем, счастливым незваный гость никак не смотрелся, да таковым и не был.