Светлый фон

— Она — рабам свобода!

— Она — должникам льгота!

— Она — трудящимся покой!

— Никто от нее не уходил, не минул!

— Слыхали уже!!! — сильнее грома крикнул Жихарь. — По сотому кругу идем! Без определений обойдемся! Коркисы–Боркисы нашлись, тоже мне! Был бы с нами Беломор — враз бы все растолковал…

К неклюду Беломору князья и волхвы относились по–разному, но все признавали, что у старика с беглянкой (или полонянкой?) были особые, едва ли не родственные отношения. Не подозрительно ли, что оба пропали чуть не разом?

— Не знаю, добрые сэры, — сказал молчавший дотоле король Яр–Тур. — Во многих языках, хотя бы и в моем, Смерть мужского рода…

— Ну да! Разве бы мужик такое гадство учинил, разве бросил бы свое хозяйство? Явно бабий поступок: сделали либо сказали что-то не по ней, она и пошла подолом крутить… — возразил князь Перебор Недосветович.

— Ты всех-то со своей Апсурдой не равняй! — поднялись на него. — А наша Смертынька была серьезная, рассудительная…

— Зря никого не прибирала…

— Богатеям потачки не давала…

И опять много хороших слов сказано было про Безносую (хотя никто ее так не величал), словно бы стремились воротить пропажу добрым к ней отношением.

— Да, — сказал Колобок, когда славословия иссякли. — Думается мне, что сейчас во многих местах сидят люди, вот так же, как мы, и гадают, что делать. Может, где-нибудь уже и догадались. Тем более что мозголомку вашу не жрут…

— Трезвенник великий! — сказал Жихарь. — А вы знаете, что нынче на Купальный день парни за девками не гонялись, по траве нагишом с ними не кувыркались? Так и просидели всю ночь у костров… Даже не дрались из–за девок! Все плетни и заборы целые стоят!

— Да ты что? Быть не может! — ужаснулись собравшиеся.

— Точно! Ляля и Доля бегали подглядывать за ними, да так ничего особенного и не подглядели…

Князья, волхвы, короли и ханы смущенно закашлялись. Народ собрался взросльй, каждый по себе заметил, что как-то сама собой сошла потихоньку на нет всякая тяга к румяным ланитам, сахарным устам да бельм грудям, но только каждый же надеялся, что это его собственная беда в собственных штанах.

Ан нет, теперь всякая беда — общая…

— Все правильно, — сказал Колобок. — А чего ж вы хотели? Если нет Смерти — нет и нужды плодиться–размножаться. И листьям зеленеть ни к чему, дерево засохнет, но жить будет. Так и человек — в землю не сойдет, но и плодов не даст. А даже пусть и сойдет, все равно там не испортится, не станет удобрением земли, ей это теперь ни к чему…

— Вселенная пришла к своему концу, — подхватил Лю Седьмой. — Учители древности полагали, что мир погибнет во мгновенной вспышке и возродится снова в такой же вспышке, а он, оказывается, просто–напросто увянет и с веками рассыплется в прах — пусть даже и живой прах. Но никогда его частицы уже не соединятся для образования новой жизни. Зима ничего не умертвит, но и весна ничего не воскресит. Такого конца не предполагал никто. Исчезли тени — и вот уже глаза наши не видят света. Исчезла тишина — и мы не воспринимаем звуков. Небо потеряло власть над землей, но, как видно, не скорбит о потере… Никакой Смерти в мире не было, друзья мои, только теперь она и пришла — Настоящая Смерть!