– Там, в часовне, явно не хватает одной свечки, – мрачно сказал Соломон.

– Ой, ну да брось ты! Хорошо же все закончилось! Без меня, кстати, вы б таких дров наломали, что просто мама дорогая!

Соломон лишь махнул рукой и снова приложился к стакану с разбавленным пивом.

– Так это, я ж все к чему? – продолжал Син. – Мы ж город отвоевали, так?

– Ну, так, – осторожно согласился Соломон.

– Так это… Мы ж теперь тут главные?

– Ну, вроде…

– Так может, переименуем его, а? А то сколько можно: «Город, город!». Назовем его в мою честь – Син-Сити!

– Хватит гнать пургу! – вмешался Мишут. – Толя, ты мне скажи, ты к нам еще заглянешь?

– Даже и не знаю, что тебе ответить, – задумчиво сказал Толя. – Это ж не соседний поселок, а другой мир. Даже другое мироздание!

– Я про тебя песню напишу! – пообещал Мишут. – Вот, послушай, я начало уже придумал:

Звучит, а? Это я с тех пор запомнил, когда ты только к нам пришел. Ну, когда объяснял тайну своего имени.

– Пожалуй, – признал Толя.

– А вот еще, про Соломона! – не унимался Мишут. – Слушай:

– Мишут, Христа Господа ради, заткнись уже! – завопил Соломон, вскакивая из-за стола.

– Сол, ты чего? – удивился Вингер, но Соломон уже выбежал из зала.

– Переживает он, – объяснил Вотзефак. – Мы когда пили, он все уши прожужжал: жалко, мол, что Толян уйдет, да как же мы без него…

Толя молча уставился в тарелку. Ему тоже было невесело от предстоящего путешествия домой. Что его там ждет? Экзамены, институт, работа – вот и вся жизнь! Здесь же не знаешь, что тебя ждет в следующую секунду, не говоря уже о том, чтобы спланировать свой жизненный путь. Хотя, теперь, когда мир этот вылечен, когда у власти встанут избранные, одаренные и грамотные профессионалы, возможно, мир потеряет большую часть своего очарования. Вот и сейчас: бояться нечего – и на душе тоска.

Ну, а можно ли будет в родном мире найти столько замечательных и самых настоящих друзей? А если и можно, смогут ли они заменить этих? Конечно же нет! Толя уже несколько раз ловил себя на страшной мысли, что если бы не родители, он остался бы здесь. При этом никакой тоски по отцу и матери он не испытывал совершенно, и собирался вернуться только чтобы им было хорошо. Страшная мысль: «Ну почему им на меня не плевать?»