Лучше бы ополченцы отдыхали перед боем, подумал я. Куда смотрят их командиры, почему не прикажут разойтись по своим палаткам и хоть немного отдохнуть?

— Они всё равно не заснут, — сказала Карин, когда я поделился с ней своими сомнениями. — Когда я была гладиатором и знала, что на следующий день мне предстоит драться на арене, я тоже не могла сомкнуть глаз. Привычка приходит только через несколько лет. Большинство этих парней из ополчения завтра умрут, так пусть же они проведут свою последнюю ночь так, как они хотят.

— Если они отдохнут, возможно, потери будут меньше.

— Не будут, — сказала Карин. — Дело не только в их физическом состоянии, и даже не в выучке, которой у них нет. Эти люди ещё не побороли свой страх, Ринальдо, страх перед выбором убивать или быть убитым.

— И когда же они смогут его побороть?

— Полностью — только к началу третьего в их жизни боя.

— Людовик хочет закончить эту войну одним сражением.

— Значит, им повезло, и в борьбе со страхом отпадёт всякая необходимость. Почему накануне битвы мы разговариваем о них?

— Не знаю, — сказал я. — Я тоже вряд ли смогу заснуть.

— Тебе доводилось убивать.

— Да, и воспоминания об этом меня не особенно греют.

— Тебе не в чем себя упрекнуть. В сражении с гоблинами ты был просто великолепен.

— Выбора не было.

— На войне его никогда нет. Но ты убивал не только в бою.

— Это было ещё хуже, — сказал я.

— Признаться, я удивлена, что ты смог казнить леди Мелиссу собственноручно. А как же твои разговоры о милосердии, склонность прощать тех, кто делал тебе зло…

— Может быть, всё дело в том, что зло было сделано не мне, — сказал я.

— Ты мстил за меня, красавчик? Я тронута.

Я промычал в ответ что-то невразумительное. Конечно, месть в казни леди Мелиссы присутствовала, но там было и что-то ещё. Политик не должен принимать решения, руководствуясь одной только личной причиной, и он всегда должен думать о последствиях.

Взявшись за руки, мы с женой покинули лагерь и медленно брели по белому песку. Завтра этот песок станет красным от пролитой крови.