Со стороны нашей компании полетели соболезнующие вздохи.

— Вот, собственно, и все, — закончила печальный рассказ девушка. — Я подалась в леса и начала жить разбоем, а Гюр с тех пор отвергает всех невест, предлагаемых ему матерью.

— А убитые? — осторожно напомнила я.

— Какие убитые? — искренне изумилась лихая атаманша.

— Твои подельники их нам поименно перечислили, — не дрогнув, без запинки солгала я.

Пару минут девушка смотрела на меня с искренним недоумением, а потом весело расхохоталась:

— А-а-а, — фыркала она, давясь хохотом, — это вам Лог наплел! Я ему велела так говорить, чтобы народ пугался да сам кошельки отдавал. Не убивали мы никого, а грабили, в основном, богатеев! — И столько неподдельной искренности звучало в ее голосе, столько отчаяния и одновременно не убитой невзгодами доброты светилось в ее чистых глазах, что ни один из нашей компании ни усомнился в правдивости слов несчастной влюбленной девушки.

Я пристыженно отвела взор, чувствуя за собой вину в несправедливых обвинениях.

— Все нормально, — самокритично усмехнулась благородная разбойница, — поделом мне!

— Нам нужно срочно попасть в Рюнге, — вдруг хрипло произнесла Лиззи, продолжавшая упорно смотреть в танцующие на углях язычки пламени. — Я вижу смерть, способную изменить судьбу всего маркграфства…

— Ну надо так надо. — Неожиданно для самой себя я поддержала молодую магичку, ощутив странный укол интуиции, подсказавший — события вдруг начали развиваться своим, почти не зависящим от нас путем…

Путем, несущим нам новый виток судьбоносных свершений!

Рюнге не произвел на меня благоприятного впечатления. Я брезгливо морщила нос, принюхиваясь к отвратительному запаху гниющей рыбы, так и струящемуся с каждой улицы, из каждого переулка. Столица казалась мне живым существом, лениво ворочающимся в куче отбросов, погрязшим в лени и неопрятности. Ведь каждый город изначально несет отпечаток затаенной сущности населяющих его людей. Является этакой концентрированной смесью, состоящей из невысказанных желаний, нереализованных планов, несбывшихся надежд. Каждый построенный людьми город есть не что иное, как их коллективное эго в своей наивысшей, замершей в пространстве и времени форме. Эйсенвальд навсегда останется для меня холодным, высокомерным и чопорным, родной Берестянск — проказливым, будто скоморох, разудало отплясывающий под треньканье балалаек и залихватские напевы гармошек. Наррона поражала великолепием и богатством, а Рюнге… он напоминал пожилого, разжиревшего от обжорства толстяка, вульгарно отрыгивающего не переваренные остатки. Страшно подумать, но где-то здесь моего появления терпеливо поджидал искусно затаившийся враг, ставший для меня желаннее друга… Моя неправильная и несвоевременная любовь оказалась совершенно под стать этому городу, предназначенному сыграть роль декорации для нашего первого свидания… Все это печалил меня безмерно, вгоняя в депрессию, тяжелую и липкую, будто затхлый портовый воздух.