У Маджа отвисла челюсть.

– С нами? Э, чувак, да че на тебя нашло?

– На судне места хватит, – коротко ответил Джон-Том.

Выдр тяжело вздохнул:

– Джимми-Тамтам, на нашей клепаной лохани не хватает места с тех пор, как на борт взошла третья принцесса. Но ежели ты будешь настаивать, мне бы офигенно хотелось узнать, чего ради.

– Мы не можем их бросить. На острове они перемрут с голоду.

– Святые слова.

Циммерман задумчиво похлопал себя по пустому животу.

– И пока я не уверен, – продолжал Джон-Том, – что мистер Хинкель не собирается отказаться от своего слова. Гораздо спокойнее видеть его под присмотром очень ответственных надзирателей.

– Спасибо, спасибо! – Хинкель нервно косился на бывших коллег и держался поближе к Джон-Тому. – Что от меня требуется?

– Рекомендую для начала потренировать голос. – Джон-Том посмотрел на внимательно следящих за ситуацией принцесс. – Может быть, при каком-нибудь чрезвычайно снисходительном королевском дворе. Пожалуй, лет двадцати будет достаточно.

– Двадцать лет!

Хинкель побелел.

– Лично мне это средство помогло. Может, и ты за этот срок научишься сносно вытягивать мотив.

Хинкель неохотно кивнул, потом зашарил взором.

– Моя гармоника! Моя гитара!

– Их больше нет. Но ничего, наверняка удастся найти подходящую замену. Лично я предложил бы лютню – самый безобидный инструмент на свете.

– Ладно. – Побитый музыкант слегка распрямил спину. – Вы еще увидите. Наступит день… когда я запою не хуже вас. – Он указал на дуару. – Кстати, как вам удаются, такие чудеса?

Джон-Том скромно пожал плечами:

– Будь я проклят, если знаю. Уверен только в одном: в любой музыке есть волшебство.