Тарджа сочувствовал Адрине. Дамиан имел дурацкую привычку относиться к жизни играючи. Он ничего не воспринимал серьезно, и это порой раздражало. А сейчас еще и серьезно настораживало.
— Она дело говорит, Дамиан.
— А в чем проблема? — военлорд пожал плечами. — Мы уже решили, что сражаться с защитниками — безумие. Изменить маршрут мы не можем — потеряем время. Остается спрятаться. Защитники проедут мимо. Это самое мудрое решение.
— И поедут прямо к Кратину, — подхватил Тарджа. — Что, по-твоему, случится дальше?
— Если нам повезет, они перебьют друг друга, — хохотнул военлорд.
— А кроме шуток?
Дамиан посерьезнел.
— Ты прав. Если Кратин знает, когда мы уехали, а защитники скажут, что не видели нас, то он враз смекнет, что мы где-то рядом.
— А мы не можем потихоньку прошмыгнуть мимо защитников? — с надеждой спросила Адрина.
Тарджа покачал головой.
— Не получится.
— Тогда придется изменить маршрут, — сказал Дамиан.
Этот вариант не нравился ему так же, как Тардже. И хотя так они могли избежать положения между молотом и наковальней, этот путь уводил их от Цитадели. От Р'шейл.
— Если двинемся прямо сейчас, к ночи оторвемся от защитников на несколько лиг.
Военлорд кивнул и приказал Альмодавару готовиться к отъезду.
В животе у Тарджи заурчало, и он вспомнил, что не пообедал. Тем временем Дамиан обнял Адрину за плечико и повел прочь.
Глядя на удаляющуюся парочку, Тарджа нахмурился. Все это следовало как-то остановить. Но как? Легче остановить завтрашний рассвет. Если бы не Адрина, Кратин, скорей всего, просто внимания не обратил бы на исчезновение хитрианцев. Ну, сбежали — и ладно. Что такое тысяча хитрианцев для того, кто ведет за собой сотни тысяч? Но Кратин гнался не за хитрианцами, а за беглянкой женой, и это было плохо. Вероятно, кто-то узнал о ее связи с Дамианом и поделился новостью с принцем. И теперь Кратин не успокоится, пока все, кому об этом известно, не умрут. Он был кронпринцем Кариена, а кариенская религия требовала мстить за прелюбодейство, и мстить беспощадно. Прощения Адрине не было — ее вину могла смыть только кровь.
На бездорожье движение отряда замедлилось. Кони карабкались на холмы и спускались, карабкались и спускались — и так без конца. К вечеру и люди, и лошади совершенно выбились из сил. Даже хитрианские чудо-кони еле волочили ноги. Наконец, Тарджа приказал остановиться на ночлег, но разводить огонь не разрешил. Лазутчики защитников могли быть где угодно, и игнорировать сей факт не стоило.
Тарджа стреножил лошадь и, наконец, собрался поесть, хотя жестким сыром и солониной досыта наесться было трудно. «Наверное, я зажрался на границе, — подумал он. — Ведь были времена, когда привередничать не приходилось. Интересно, характером я был покруче или просто не разбирал, чем брюхо набиваю?»