В кухне стояла непроглядная темнота — огонь в печи и плите уже погасили на ночь. Ощупью бредя по кухне, Ивар натолкнулся на угол кухонного стола, и в тишине разнесся неприятный пронзительный звук — то ли скрип, то ли стон. Незваному гостю в ночи этот звук почудился оглушительно громким.

Ивар замер, словно волк, со всех сторон обложенный охотниками. Желание бежать и жажда мести раздирали его пополам, и он был готов броситься в бой, едва только услышит на лестнице шаги. Наконец долгое напряженное ожидание миновало, и Ивар перевел дух. Он благодарил провидение за то, что в богатых домах, просторных и прочно построенных, стены чересчур толсты, чтобы пропускать звук. Ивар давно уже наблюдал за домом, считая всех, кто заходил туда, — к этому времени он уже знал, сколько человек живет в доме и где они спят. Там были четыре служанки — вернее, три, если вспомнить о той безмозглой девке с корзиной, — и кухарка. Все они должны спать в чердачных комнатах — Ивар еще раньше видел свет в окнах верхнего этажа и сосчитал тени, двигавшиеся за ставнями. Экономка, помощник Серимы и сама бессердечная сука разместились этажом ниже. Все это установить было легко, и беспокоило Ивара лишь одно. Был еще один жилец, в окне которого весь вечер горел неяркий свет, и примерно в то время, когда на кухне разворчалась кухарка, в доме началась суматоха, беготня и хлопанье дверьми. Это Ивара слегка обеспокоило. Кто он, этот таинственный обитатель дома, спящий при свете? Больной? Ребенок? Детей у суки нет, да и не станет эта бессердечная тварь хлопотать о больном. Как бы то ни было, сейчас это уже не важно, хотя и может подпортить его планы на завтра.

В доме было так тихо, что Ивар рискнул зажечь свечу. Вряд ли свет разбудит тех, кто спит наверху, а вот нечаянный грохот может обернуться для него полным крахом. Он отыскал на столе огарок свечи, такой крохотный, что, когда Ивар зажег его, расплавленный воск закапал ему пальцы, но этого огонька хватило, чтобы найти, где кухарка хранила всякие хозяйственные мелочи. Ивар зажег новую свечу, еще одну сунул в карман про запас и продолжил обшаривать кухню.

Толстый кухаркин кот, которого явно завели, чтобы сократить поголовье мышей и тараканов, но вместо этого раскормили балованную зверюгу до неприличия, угрюмо таращился на Ивара с коврика перед очагом. Горшок с круто сваренной овсянкой, в котором торчала поварешка, так и оставили, погасив огонь, на краю очага. Овсянка была еще теплая, и Ивар тотчас набил рот сытным варевом, с волчьей жадностью глотая ложку за ложкой. Он прикончил почти половину горшка, твердо уверенный, что утром эту недостачу не обнаружат, потом направился в кладовую и отрезал себе щедрый ломоть хлеба — с ненавистью отметив при этом, что у Серимы, в отличие от бедняков Нижнего Города, еще в изобилии водится мука, — кусок белого козьего сыра (другого сейчас не достанешь ни за какие деньги) и изрядную долю холодного мясного пирога.