В ответ на сетования короля Гирундо рассмеялся:

– Все могло быть гораздо хуже. Они могли совершать вылазки каждый день в надежде прорваться. У них могли бы быть корабли, пытающиеся доставить туда продовольствие. У нас могла бы начаться эпидемия. Они могли бы ударить по нам с востока и запада одновременно, а армия, которая все-таки ударила по нам с востока, могла бы показать большую стойкость. Вам нравятся эти варианты, ваше величество?

Грас покачал головой. – Теперь, когда ты упомянул их, нет. Я вдруг стал счастлив, оттого что скучаю.

– Вам полезно. Они там, внутри Нишеватца, не скучают, я вам это обещаю. У них есть много о чем подумать. Как прорвать кольцо вокруг крепости – это первая в перечне их проблем.

Но что бы Василко и его приспешники ни думали, они не показывали этого. Весна близилась к концу. Наступало лето. Здесь, на севере, летние дни были заметно длиннее, чем в столице, – и гораздо длиннее, чем они были там, на реке Стуре, где Грас провел так много времени, перед тем как стать королем. Погода иногда бывала довольно теплой. Для Черногории это, несомненно, считалось иссушающей жарой.

Курьеры из столицы приносили новости о гражданской войне между ментеше. Грас жадно читал их. Чем больше кочевники ссорились, тем радостнее он становился. Король Ланиус написал о том, что он научил одного из своих котозьянов выполнять трюки. Это позабавило Граса и несколько оживило день, который был бы иначе неодолимо скучен. И если Ланиус был так занят своими зверьками, он, возможно, не планировал переворота.

Однажды в лагерь под Нишеватцем пришло письмо, присланное не из столицы. Это уже само по себе было так интересно, что заставило Граса сразу сломать печать на пергаменте. Когда он прочел письмо, он улыбнулся и отложил его в сторону.

Одно из преимуществ быть королем Аворниса заключалось в том, что никто не осмеливался спрашивать его, чему он улыбается. Он тоже был не склонен хвастаться, даже если какая-то часть его хотела этого. Но если бы Грас объявил о появлении нового незаконного сына, это бы дошло до Эстрилды быстрее чем если бы он хранил молчание. Он хотел отложить эту весть как можно на более долгий срок – если бы мог, то навсегда.

Элода назвала ребенка Найвалисом. Грас не выбрал бы такое имя, но он был здесь, на севере, – и она не могла спросить его мнение по этому поводу. Най-ва-лис. Впрочем, звучит неплохо. Из письма следовало, что оба, и ребенок и Элода, чувствуют себя хорошо. И слава богам, потому что только что родившие матери и новорожденные дети умирали слишком часто.