– Это был вожак? – спросил он, когда я смог сидеть.

– Вожак.

Мы посмотрели на наших попутчиков, что сидели или лежали неподалеку, но все же каждый сам по себе. Стая почти перестала быть стаей. Остались только сопутчики, что едва терпят друг друга. Исчез вожак, и пропало то, что соединяло нас.

Наставник кивнул, соглашаясь с моими мыслями, и спросил, не открывая рта:

«Он живой?»

«Не знаю».

«А ты не можешь...»

Я знал, о чем он хочет узнать, и покачал головой, пока он не спросил.

«Не могу. Я больше не слышу его».

И это было истиной. Меня окружала непривычная тишина. Не та тишина, что бывает от молчания. Я перестал слышать ненависть и страх Охотника, тревогу и беспокойство Кота, боль и обиду Кугара... Я больше не слышал никого из них. И не видел. Я не сразу поверил этому. Так странно и страшно стало. Я уже начал привыкать все видеть и слышать по-другому, и вот это исчезло, сразу и вдруг. Это оказалось так же страшно, как сломанная нога у лучшего бегуна клана. Нет – это было еще страшнее, словно бегун остался совсем без ног!

«Он покинул мир живых? Или он ушел в пустоту?» – вопросы наставника поскреблись в мою Дверь Тишины.

«Не знаю».

Глаза наставника требовали другого ответа.

«Я теперь не слышу его. Совсем! И тебя не слышу. И не вижу».

«Не видишь?! У тебя же глаза закрыты! Открой их и...»

Наставник не понимает или не хочет понимать.

«Мерантос, ты умеешь говорить, не открывая рта, а я мог видеть с закрытыми глазами. Так, как видят чарутти. Мог видеть... больше не могу. Теперь я вижу как... как ты! Понятно?»

Вот я и сказал все, что мне очень не хотелось говорить. Теперь наставник знает, что из меня не получится ученика чарутти. И кем же я остался?

«Не слышишь? Тогда он может быть живым! Вожак».

Наставнику нужен только вожак...