– О боже! Только не это! – Перед его глазами снова проплыло страшное видение. – Что за безумие – в тебе же сила возрождения! Да ты можешь… – Его слова оборвались, встретившись с полными слез глазами жены.

– Ну, хорошо. Пусть клянется не вредить, и я его отпускаю. – Он обнял Джулию.

– Нет. Давай отпустим его без всяких условий.

– Чтобы он ночью нам глотки перерезал?!

– Подожди, послушай. Я тебе об этом никогда не рассказывала. – Она скинула туфельки и забралась на кровать с ногами. – Однажды, еще в «Танцующем грифоне», один рыцарь попытался… – она глотнула воздуха, – попытался взять меня силой.

– Что?! – Трорнт побагровел от злости и возмущения.

– Меня тогда спас Терри, оглушив Аллонция табуретом.

– Значит, поэтому ты столько времени держала при себе этого мальчишку? Теперь понятно.

– Так вот. Потом мы связали эту тварь, но убивать его не стали.

– Зря. Нужно было.

– Я знаю. Но тогда я взяла с него клятву.

– И продолжала, как ни в чем не бывало жить под одной крышей с человеком, который!.. – Карл не находил слов.

– Ну вот. Я чувствовала, что не надо было тебе рассказывать!

– Отчего же, я всегда знал, что западные рыцари на все способны.

– Тогда я взяла клятву, потому что хотела себя защитить и еще потому, что полагалась только на свою силу. Я была одна. Я и верила в рыцарское слово, и не верила в него, решив, что при первом же поползновении отрублю ему руки. А теперь – разве меня некому защитить? Разве я одна? И слово… Понимаешь, не надо никакой клятвы. Ведь Морей должен был унаследовать Восточное княжество, а получил скитание и нищету. Теперь еще смерть жены. По тому, что рассказал Сильинесли, я поняла, что он больше жизни любит своих малышей и ему не до мести. А поклясться нам – победителям, завоевателям – ему глупая гордость не позволит. А убийцами будем мы.

– Пусть выбирает между гордыней и детьми. – Трорнт откинулся на подушки.

«У Морея дети. Он их безумно любит. Я тоже буду любить своего ребенка, еще как буду любить». Он вспомнил Мариэтту впервые без злобы. – Странно получается, что все это время я проклинал ее, потому что продолжал ревновать и обижаться за те слова тринадцать лет назад. Почему же сейчас я вспоминаю ее лицо, голос, фигуру – и не хочу растоптать, изранить, измять все это? Может, потому что я наконец освободился от нее?» Он посмотрел на Джулию, ее огненные волосы перемешались с его волосами.

– Хорошо. Я прощаю Морея. От всего сердца прощаю без условий и клятв. Так можешь и передать ему. Только ты, – он перевернулся на живот и заглянул в глаза любимой, – только роди мне нормального ребенка. Ладно? – Они поцеловались.