Бальян ни на мгновение не выпускал отца из виду. Вейенто был воплощением своей войны, ее квинтэссенцией; казалось, на нем сходятся все линии, что соединяют предметы, к нему устремлены все взгляды; он – сгусток мятежа, его безумный дух.

Герцог метался по деревне с факелом в одной руке и с мечом в другой. Там, где появлялся он, тотчас поднимался крик и плач, а затем из домов, преследуемые оранжевыми языками, начинали выскакивать люди. Одни падали под ударами меча, другим удавалось спастись. Вейенто смотрел вслед бегущим и, подбоченясь, хохотал…

Все закончилось в одно мгновение. Внезапно мир вокруг переменился. Только что долина казалась совершенно пустой, насколько видел глаз. Только колосья на обреченном поле ложились под ласковой ладонью ветра и тотчас распрямлялись навстречу солнцу, а далеко впереди там, где река сверкала излучиной, были различимы рыжие и белые точки – стадо.

И вдруг грохот и пыль наполнили долину. Пугая стадо, вдоль реки потянулась навстречу мятежному герцогу армия. Между колосьями выросли смертоносные пики, кони рассыпались на всю ширь долины и понеслись вперед развернутым фронтом. Флажки на копьях дергались на ветру, являя раздвоенные языки и пронзенных солнцем геральдических зверей.

При виде этой картины Вейенто застыл на месте с раскрытым ртом. Ему-то уже стало чудиться, будто его война сведется к быстрому маршу через земли Королевства, от одной беззащитной деревни к другой.

Бальян быстро подошел к нему.

– Отец…

Вейенто отстранил его нетерпеливым жестом.

– Коня мне! – крикнул он пробегающему мимо солдату, и тот почти сразу подвел к нему коня.

Бальяна поражало то обстоятельство, что у Вейенто не было собственного коня: он садился на любого, на первого попавшегося, которого подводили к нему солдаты. И при том Вейенто никогда не был хорошим наездником. Никто в герцогстве не мог похвастаться подобным умением: в горах предпочитали передвигаться пешком.

Вейенто тяжело взгромоздился в седло. Его люди уже вооружались, отвязывали лошадей и становились плечом к плечу, готовые отразить атаку.

Конники Талиессина оказались рядом в считанные мгновения. Все смешалось возле горящей деревеньки, небо наполнилось сверканием мечей – подобно тому, как в несчастливые времена оно наполнялось саранчой.

Никогда прежде Бальян еще не был так далек от собственной судьбы. Он как будто наблюдал за собой со стороны. Его несвобода наконец обрела свое совершенное воплощение: он не властен был теперь не только над образом собственной жизни, но и над путями собственной смерти.

Эта отстраненность как будто изъяла Бальяна из битвы. Совсем близко от себя он видел, как сражаются люди, как они падают или отбегают, как раскрываются в крике их рты и бешено вращаются глаза, и совсем уж неуместное воспоминание пронеслось в его мыслях.