Тот кивнул.
– Я тоже так думаю, ваше сиятельство.
– Продолжай, – молвил после краткой паузы Вейенто, как будто в эти несколько секунд судьба госпожи Танет была уже решена.
– Девиц, как уже сказано, две, но внимания заслуживает старшая. Ее зовут Ибор. Она не обладает почти никаким сходством с матерью. Похожа на Ларренса.
– Рослая, толстая, мясистая? – перебил Вейенто, кривя губы.
– Нет, не толстая… – Придворный задумался, подбирая слова. – Веселая? Нет, вряд ли. Живая. Вот более точное определение. Младшая – увядший стебелек, из тех, что не успевают расцвести и уже бессильно опадают на землю. Эдакое битое ранними заморозками растение. К тому же мне почему-то показалось, что младшая уже лишилась невинности. Возможно, с кем-то из гарнизонных солдат, а то и с прислугой… У нее глаза развратные. Старшая не такая. И мать ее не любит, хоть и утверждает, что материнское сердце болит за обеих.
– Ибор, – повторил Вейенто, пробуя имя на вкус. – Она высокая?
– Да, – сразу сказал придворный. – Высокая, здоровая, хорошо кушает.
– Лично вы взяли бы такую в жены?
– Да, – опять сказал придворный. – Она подходит.
– Она подходит… – повторил Вейенто с глубоким вздохом и встал. – Мне нужно сообщить Эмеше.
Он вышел. Придворный проводил его взглядом, в котором читалось сочувствие.
Эмеше была возлюбленной герцога более десяти лет. Она, конечно, знала, что он никогда не объявит ее законной супругой. Дочь мелкого дворянина не могла рассчитывать на подобную честь. Но до тех пор, пока герцог не определился со своими замыслами касательно претензий на королевский трон, Эмеше безраздельно царила в его замке.
Она была пухленькая, с многочисленными ямочками на щеках, на локотках, на бедрах, у каждого пальчика рук и ног. Вейенто находил ее трогательной. Она умела заботиться о нем. Она умела любить то, что любил ее возлюбленный.
И когда он начал отдаляться от нее, Эмеше не ходила за ним, как тень, не задавала вопросов, не плакала прилюдно, не устраивала сцен. Она занялась искусством. Она наводнила старинный замок картинами, статуэтками, вазами, книгами. Она научилась вышивать и ткать и создала великолепный гобелен – правда, маленький.
Она устраивала праздники, лично распоряжалась подготовкой и придумывала развлечения. Не ее вина, что танцовщики, которых она пригласила в последний раз, оказались шпионами. Не ее вина, что они, будучи разоблаченными, сумели сбежать.
Но, приняв жестокое решение расстаться с любовницей, герцог внутри себя уже обвинил ее.
Он вошел на половину Эмеше и остановился. Каждый раз, когда он приходил сюда, его брала оторопь, таким резким оказывался контраст между суровой простотой древнего обиталища воинов и политиков и уютным уголком любительницы искусств, в который Эмеше превратила эту часть замка.