Очнувшись от одного сна, Маграт словно бы перенеслась в другое сновидение. Ей снилось, что она танцует с самым прекрасным мужчиной на балу, а потом… оказалось, что она действительно танцует с самым прекрасным мужчиной на балу.

Только вот глаза его были скрыты двумя кружочками закопченного стекла.

Хотя Маграт и была мягкосердечной, неисправимой мечтательницей (пусть даже мокрой курицей, как выражалась матушка Ветровоск), она не была бы ведьмой, если бы не обладала кое-какими инстинктами и не доверяла им. Быстро вскинув руку и опередив своего партнера буквально на мгновение, Маграт сдернула стеклышки с его глаз.

Ей и раньше доводилось видеть подобные глаза, вот только их обладатели никогда не ходили на двух ногах.

Её ножки, которые ещё секунду назад грациозно порхали в танце, вдруг запнулись друг о друга.

— Э-э… — начала было Маграт.

И только тут ощутила, насколько холодны и влажны эти розовые, с ухоженными ногтями, пальцы.

Подгоняемая безумным желанием поскорее убежать из этого ужасного места, Маграт развернулась и бросилась прочь, расталкивая попадающиеся на пути пары. Ноги путались в складках платья. Дурацкие туфельки скользили по полу.

Ведущую в вестибюль лестницу охраняли двое стражников.

Глаза Маграт сузились. Сейчас главное лишь одно — выбраться отсюда, да побыстрее.

— Ай!

— Ой!

Она миновала стражников, взбежала по лестнице, но на самом верху поскользнулась. Стеклянная туфелька соскочила с ноги и зазвенела по мрамору.

— Проклятье, и как только можно ходить в такой дурацкой обуви! — воскликнула она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Отчаянно прыгая на одной ноге, она сдернула вторую туфельку и выбежала в ночную темноту.

Принц медленно поднялся по ступеням и поднял сиротливо валяющуюся туфельку.

Некоторое время он разглядывал её. Свет отражался в многочисленных зеркальных гранях.

А матушка Ветровоск тем временем затаилась неподалеку в тени. В любой сказке имеется решающий момент, и он вот-вот должен был наступить.

Она отлично умела проникать в головы другим людям, но сейчас ей нужно было проникнуть в собственный разум. Она сосредоточилась. Ещё глубже… долой повседневные мысли и мелкие заботы, быстрее, быстрее… сквозь слои глубоких раздумий… всё дальше… мимо потаённых и покрывшихся коркой мыслей, давнишних грехов и напрасных сожалений — сейчас на них нет времени… ещё чуть-чуть… а, вот!.. серебристая ниточка сказки. Матушка являлась частью сказки, неотъемлемой частью, а следовательно, и сказка тоже часть матушки.