Излив все свое горе, она отстранилась и вытерла глаза, позволив сыну сделать то же самое, если нужно. Мужчины в отличие от женщин стесняются своих слез. В его глазах она видела голубизну северных рек – они бывают такими, когда сходит лед по весне.

– Так ты не умер, – прошептала она.

– Нет. – Его улыбка, такая нежная, разрывала ей сердце. – Пока, во всяком случае.

– Дантен знает?

– Нет еще. – Губы Андована сжались в твердую линию.

– Тогда как же… как ты прошел сюда? Стража должна была тебя видеть.

– Воспользовался подземным ходом, как бывало в детстве. Помнишь, как вы с отцом искали меня повсюду? Я знал все ходы: коридоры для слуг, пустоты в стенах, туннели, проложенные на случай осады… – Да, она помнила те времена и маленького принца, убегавшего в лес с уроков. Ах, как больно сердцу от этих воспоминаний! – Ну так вот, все они остались на месте, разве что стали немного поуже. Никто меня здесь не видел, кроме тебя.

– Твоя смерть была мнимой. – Слова застревали у нее в горле. – Зачем ты это сделал? Зачем, Андован?

По его лицу пробежала тень, и он отвернулся, избегая смотреть ей в глаза.

– Я не хотел умирать в постели. Хотел отыскать причину своей болезни, а если бы не нашел, то умер бы в дороге, сражаясь с судьбой, а не спеленутый в одеяла, точно младенец.

Королева закрыла глаза, собираясь с мыслями.

– Но записка, которую ты оставил…

– Я написал ее собственной рукой, и каждое слово в ней было искренним.

– Но тело…

– Тело, само собой, было чужое, хотя и походило на мое.

– Рамирус сказал, что оно твое, что он проверил это с помощью магии. Он тоже был посвящен?

– Нет. Он ничего не знал.

– И не помогал тебе?

– Как я мог обратиться к нему с такой просьбой? Он служил прежде всего отцу, а не мне, и не стал бы лгать Дантену ради меня.

– Кто же тогда? – В глазах Гвинофар забрезжило понимание. В ту пору здесь собралось столько магистров, что можно было устроить хоть тысячу мнимых смертей. – Который из них?