– Однако… – Гарнелис склонился вперед, и собравшиеся напряглись, будто узрев изготовившуюся к броску змею. – Не столь уж важны слова, если ты хочешь сказать, что на нашу погибель собирается вооруженный отряд.

– Следует предположить, что именно таковы их намерения. Я собирался добавить также, что подобный отряд создается и северней Парионы под водительством некоего Маскета, а также в других уединенных местах по всему Параниосу. Следует учесть также непрекращающиеся беспорядки в Танмандраторе…

– Да как они смеют? – Гарнелиса трясло от слепящего взор гнева. – Они – подданные мои! Все, что делаю я – ради их же блага! – Он махнул рукой в сторону окна, за которым возвышалась Башня. – Подобная неблагодарность невыносима! Нестерпима!

Поэль кивнул. Граннен расправил плечи, несокрушимый, точно гранитная стена за его спиной.

– Воистину так, государь.

– Тогда – разгони их. Подави эту глупость в зародыше. Снисходить до них я не намерен.

– Слушаюсь, государь, – ответствовал воевода. – Я займусь этим.

– Хорошо.

– Только одно, государь… – Помощник владыки Поэля прокашлялся. – Последствия…

– Какие последствия, Дерион?

Помощник стеснительно склонил голову.

– Войны с собственным народом? Не повредит ли это завету…

Гарнелис молча уставился на него, чувствуя, как тревога юноши перерастает в страх.

– Это, – вмешался Граннен, – не война. Это восстановление порядка.

– Именно. – Гарнелис внезапно осознал, насколько он ненавидит воеводу. Ненавидит его безжалостность, жажду крови и власти… и нужду в подобных людишках. Но любимые покинули его… да и сама любовь потерялась на просторах его долгой жизни… кроме любви к Изомире. – Но ты в чем-то прав, Дерион. Я дам этим людям шанс сдаться миром. Отправляйся к этим лесным дикарям, Граннен, и выясни, что они намерены предпринять.

– А затем?

– Предупреди, что если они не склонятся передо мною, то умрут.

– Государь! – Граннен набычился.

– Ты получишь все, потребное для твоих трудов. Любыми мерами раздави этих… предателей. – Цари отвернулся, пытаясь сдержать черную, желчную злобу на собственный, так не понимающий его народ. – Восставшие на меня падут в день единый, как поденки. Я же останусь в веках. Когда Гелиодоровая башня достигнет небес… они падут предо мною в трепете и раскаянии.

Собравшиеся молчали.