Не оглядываясь, он вскочил в седло и пришпорил Бинки, направив ее прямо в пропасть.

Рядом с извозчичьим двором на Федрской улице лежала копна сена. Она вдруг раздулась, и кто-то глухо выругался.

Долей секунды позже в элеваторе рядом со скотным двором кто-то закашлялся и тоже выругался, но уже более крепко.

А еще немного позже гнилые доски пола в старой лавке кормов на Короткой улице взлетели в воздух, и на сей раз бранное слово долго блуждало эхом среди мешков с комбикормом.

— Тупой грызун! — взревел Альберт, вытряхивая зерно из уха.

— ПИСК.

— Я так и думал. Но какого я размера, по-твоему?

Альберт смахнул с пальто солому и муку и подошел к окну.

— Ага, — сказал он. — А не заглянуть ли нам в «Залатанный Барабан»?

В кармане Альберта песок возобновил свое прерванное путешествие из будущего в прошлое.

Гибискус Дунельм решил закрыть таверну на часок-другой, чтобы прибраться. Процесс уборки был достаточно простым. Во-первых, он и его работники собирали неразбитые стаканы и кружки. Это длилось очень недолго. Потом наступало время бесцельных поисков оружия, которое можно было выгодно продать, а также быстрого обшаривания карманов посетителей, не способных возражать в силу того, что они (посетители, разумеется) были пьяными, мертвыми или и теми и другими. Потом в сторону сдвигалась мебель, и все остававшееся на полу выметалось через заднюю дверь в широкие коричневые объятия реки Анк, на поверхности которой все это скапливалось и постепенно тонуло.

Гибискус закрыл на засов огромную входную дверь…

Но она не закрывалась. Опустив взгляд, он увидел чей-то башмак.

— Мы закрыты, — сказал он.

— Нет.

Дверь распахнулась, и в зал вошел Альберт.

— Ты это лицо когда-нибудь видел? — грозно спросил он и сунул под нос Дунельму картонку.

Такое поведение было грубейшим нарушением всех правил приличия. Дунельм просто не выжил бы, если бы всем подряд рассказывал, кого он где видел. Дунельм мог всю ночь разносить выпивку и не увидеть ни единого лица.