Мараг видел, что цепь доспешных не крепка и еще можно пробить ее, вытащить из треклятого кольца хоть сколько-то своих, но предводитель доспешных, кто бы он ни был, понял его мысли. Резкий вопль боевой трубы, и к ним, со свистом, опустив длинные копья для удара, понесся десяток доспешных. Неведомый предводитель не желал рисковать победой.

Кавалер Горацио конт Флери

– Все, – проговорил кавалер, бросив поводья, – все, побратим.

– Не торопись, – ответил седоусый. – Что это?

– Где?

– Там, – указал он на увал.

А там клубилось густое серое облако дыма.

– Я не знаю, – растерянно сказал кавалер. – А что это?

– Не знаю. Но лучше готовься к худшему.

А в поле кипела лютая рубка. Нет ничего хуже в бою, чем окружение. Разве что смерть. Но окружение – это почти смерть.

Окруженные харсо рубились с яростью обреченных. И убивали. Но сами гибли. Гибли. Гибли. Кто-то собрал вокруг себя несколько десятков кольчужников к почти промял жесткую сеть конных латников, но прилетел откуда-то стальной кулак и разнес, как ком снега, рыхлую толпу верховых. Не все погибли. Кто-то вырвался из смертного кольца и мчался прочь, нахлестывая коня.

Дым быстро рассеялся, и перед изумленными взорами кавалера и седоусого оказался строй воинов. Немаленький строй. Впереди стояли, укрывшись большими, в рост человека, щитами пешие, а за ними угадывался глубокий строй конных. Ударил барабан, и пешие, повернувшись, стали расходиться. Отошли. Сбили два жестких квадрата. Замерли.

– Быстро играй. Пешим – встань, где был. Конным – быков всех угнали.

Быстро взвились в воздух резкие тревожные звуки, и конные, прекратив избиение побежденных, все вдруг развернулись и бросились наутек. Лишь несколько десятков, не ломая строя, урысили туда, откуда начали свою победоносную атаку и растворились среди высокой травы. А пешее воинство, ворча, как недовольный зверь, откатилось и замерло, медленно выравнивая ряды. Видно было, что уже не так плотен этот строй, как прежде.

– Топорам – ставь гребни.

И под нежную песнь флейты поползли из травы страшные гребенки. Но уже изрубленные, окровавленные.

А ошеломленные харсо, еще не верящие в свое спасение, остались посреди поля далеко от строя пеших. Мало их осталось. Может быть, сотня.

– Ты выдержишь вторую битву? – спросил седоусый.