– Тем более что вы знаете – приказы лорда на меня распространяться не могут, – вдарил логикой вторично Тивас. И сразу добил: – И на вверенных мне людей тоже.
– Хамыц, Баргул, поехали.
– Поехали, поехали, а то я себе уже все бока отлежал, – ответствовал измученный бездельем Хамыц вскинул себя на ноги и взлетел в седло.
– Друг мой, а как же я? – возмутился Унго.
– Достойный фавор, но мы же не можем оставить без охраны почтенного клирика. Вы же и ваш оруженосец сможете уберечь его от превратностей судьбы. Война… – многомудро надул я щеки. Там, где проскачет Унго, работа остается только собирателям трофеев. Хотя и им мало что достанется. Очень мелкие фрагменты. А если по ним пройдется копями его верный возитель, то и того меньше.
– Действительно. Вы, право, не по годам мудры. Друг мой, Эдгар, мы присмотрим за достойным клириком, – сообщил он своему оруженосцу.
– Как скажете, господин, – согласно кивнул тот головой, впрочем, не отрывая глаз от одному ему видной щербинки на полукружье своей чудовищной секиры, которую полировал булыжником, утверждая, что это точильный камень.
– Ах, Эдгар, так ли надлежит отвечать господину?
Тот, не торопясь, встал, вытягиваясь во весь свой гигантский рост.
– Как скажете, господин. Присмотрим.
– Езжайте, друзья мои. Я буду думать о вас. И будьте осторожны. Военное счастье изменчиво.
– Посмотри, Фабио, вот оно истинно рыцарское отношение к друзьям. Какая забота об уходящих в бой, – продолжил наставлять своего правнука кавалер Андрий, – кавалер Унго куртуазен, как герой рыцарских романов.
Из всего того, что я вынес из поучений кавалера, вывод проистекал наиудивительнейший. Рыцарь – это человек, скандальный, как байкер, неустрашимый, как пьяный горец, широкий душой, как пьяный русский, азартный, как пьяный китаец, распевающий песни, как цыган (при этом неважно, пьяный или трезвый). При этом, что характерно, совершенно одновременно он должен быть добродушен, нежен, кроток. От него также требуется быть обходительным с дамами, заботливым по отношению к друзьям, верховым животным, а также иным соратникам и милосердным к врагам. С моей точки зрения, всеми этими качествами одновременно может обладать человек с весьма подвижной психикой, я бы даже сказал – неустойчивой.
Но у Унго психика была мощная, и все же образец рыцарственности он являл.
Я уже уселся в седло, когда на луку моего седла улеглась широкая, как муфельная лопата, ладонь.
– Ты сильно рискуешь. Идешь в битву в таком доспехе, – кивнул ее владелец на мою шинельку.
– Не беспокойся, почтенный, но я верю в него. Не один раз сей доспех спасал мне жизнь.