Затянутый болью глаз удивленно уставился на меня.

– Даже лорды не отказываются от благодарности рудокопов.

– Я не лорд, – отрезал. – Боюсь, Саугрим, у тебя не так много времени. Говори.

Он закрыл глаза. Улыбнулся? Тяжело вздохнул. Помер, что ли? Ан нет. Открылись глазки-то.

– Неправильно будет, если тело мое в Чертоге Ушедших не упокоится. Поклянись самым святым, что есть у тебя забыть то, что я тебе скажу, выполнив мою просьбу.

– Мамой клянусь!

– Что такое мама?

Вот же темный. Шахтер, одним словом.

– Это моя мать.

– Хорошая клятва, – одобрил мои слова Саугрим и опять глазки свои светлые прикрыл.

– Эй, не умирай давай, – потряс я его за подбородок.

– О, Саин! Смотри, Калман тоже живой, – прервал мою беседу вопль Хамыца.

И правда. Поддерживая еще одного Хушшар с перевязанной ногой, к нам подходил руководитель союзных сил. Видок у него, правда, был, доложу я вам.

Кольчуга на груди вспорота, некогда щегольский небесно-синий прикид мало того что изодран в хлам, еще и залит кровью. И своей. И чужой. Щека разрублена. Но глаза веселые.

– С победой вас, братья, – поздравил и шлепнулся рядом со мной на задницу. Раненный в ногу, сцепив зубы и шипя от боли, улегся на траву.

– Хороших врагов нам послали Великие. Возблагодарим их.

Зубами выдрал пробку из принесенной с собой фляжки и с бульками перелил часть ее содержимого в распахнутый рот. Все с некоторой завистью уставились на эгоиста. Судя по всему, он почувствовал наши взгляды, потому как пьянство прекратил.

– У меня осталось трое, старший, – передал мне флягу. – Хороших врагов послали нам Великие.

– Сколько? – спросил я, утерев губы и перебросив емкость Хамыцу.

– Двое моих считают. Умелые были воины. Ты хороший командир, старший. В прямом бою мы стали бы прахом под копытами их коней. – Он помолчал. – Если бы не твой воин в странном доспехе и этот павший герой, вряд ли довелось нам победить. Наши доспехи жидки против их клинков. Разили насмерть.