Дойл сказал:

– Ты говоришь об оскорблении уже не в первый раз. Ты считаешь, что принцесса вас оскорбила. Но чем?

Нисевин развернулась к нему в воздухе, потом отлетела подальше, чтобы видеть нас обоих сразу.

– Вы арестовали одну из моих фей, не спросив моего разрешения. Беатриче тоже не была сидхе, она была моей. Хоть и пойманная в ловушку человеческого роста, она оставалась феей. Она несла проклятие, но вам или Андаис она не принадлежала. Убийца – из моего народа, жертва – из моего народа, а вы мне даже словечка не прислали! Ни с одним другим двором вы бы так не обошлись!

Она подлетела так близко, что ветер от ее крыльев трепал мои волосы.

– С Курагом, царем гоблинов, ты бы связалась. Ему не пришлось бы узнавать все из слухов и сплетен. Шолто, царь слуа, сидел прошлой ночью на троне твоего консорта. Его людей ты не арестовала бы без его разрешения! – Она взлетела к потолку и осталась там, носясь взад-вперед над нашими головами, как вспугнутая бабочка.

Я смотрела на нее: вся – сияние и белизна, сплошь – задетое самолюбие и раненая гордость, и выше всего – страх. Страх, что ее двор стали ценить так мало, что она и впрямь осталась королевой лишь номинально. Она была права, мы виноваты.

– Я должна была послать к тебе гонца, когда мы арестовали Душистый Горошек. Я должна была послать к тебе гонца, как только мы узнали, что одна из убитых – фея-крошка. Ты права, я бы оповестила Курага и связалась бы с Шолто. Я бы не поступила с ними так, как поступила по отношению к тебе.

– Ты – принцесса сидхе, – заявил Холод. – Ты никому не обязана давать отчет в своих действиях.

Я покачала головой и потрепала его по руке.

– Холод, я то и дело отчитываюсь в своих действиях всем подряд.

– Но не феям-крошкам же, – сказал он, и лицо его было высокомерным, холодным и умопомрачительно красивым.

– Холод, либо феи-крошки – самостоятельный и полноправный двор, и тогда они должны требовать уважения к себе, либо нет. Королева Нисевин имеет основания гневаться.

Он сжал рукоять меча, но промолчал. Оскорбить фей-крошек более какого-то предела – значит уничтожить их как двор, как народ. Он этого не хотел.

– Мерри права. – Гален медленно встал, так же осторожно выбирая место, куда ступить, как и я. Маленькая фея сладко спала в его ладони. – Может, я и не люблю королеву Нисевин и фей-крошек, но она – королева, и у них свой двор. Мы должны были послать к ним кого-нибудь с сообщением. – Он посмотрел в глаза маленькой королеве: – Не знаю, есть ли тебе до этого дело, но я прошу прощения.

Нисевин медленно спустилась вниз. Крылья стали двигаться медленней, изящными взмахами, иллюзия прекрасной ночной бабочки восстановилась.