Странно, но мне уже не было жаль его так, как мгновение назад. То, что с ним сделали, было по-прежнему ужасно, и никто не заслуживал такого, но...
– Если она для тебя ничего не значила, то почему ее пренебрежение подвигло тебя к убийству?
– Я не собирался ее убивать. – Его голос пресекся – не от слез, просто от страданий, которые ему причиняла Андаис.
– Но если она была только игрушкой, ты мог найти десяток таких же. Множество малых фейри прыгнули бы в постель лорда-сидхе по первому знаку.
На бесформенном лице, где только в очертании скул сохранился намек на прежнего Гвеннина, не отразилось никаких эмоций. Андаис отняла у него мимику вместе с кожей и плотью. Но в голосе что-то прозвучало.
– Они не были бы Беатриче.
И в этом было все дело. Он любил ее как мог, а она его отвергла. Он не хотел убивать ее, только ранить – как она ранила его. Он ударил ее в сердце, как она ударила его. Ему неоткуда было знать, что фейри стали такими уязвимыми, что клинок – даже не из стали или холодного железа – ее убьет.
– А человек? – спросила я. – Зачем было убивать его?
– Он все видел, – сказал Гвеннин.
Я с силой выдохнула и прижалась к Рису. Я ничего так не хотела, как зажмуриться покрепче и не смотреть на это все. Но я смотрела. Если бы я была уверена на сто процентов, что смогу держаться на ногах самостоятельно, я бы сказала Рису отпустить меня, но свалиться в грязь – значило бы утратить и тот невеликий авторитет, который у меня все же имелся.
– Я бы хотела дождаться подтверждения от человеческой полиции и науки, просто в дополнение. На пресс-конференции все прозвучит лучше, если полиция сможет подтвердить наши слова.
– Пресс-конференция? Он умрет не позже завтрашней ночи.
– Тетя Андаис, он убил репортера-человека. Если мы не продемонстрируем его прессе сравнительно целым и невредимым, это подорвет всю репутацию, которую ты нам создавала долгими десятилетиями.
Она довольно громко вздохнула.
– В твоих словах есть резон, Мередит. Он понадобится прессе, и в лучшем состоянии, чем теперь. – Она улыбнулась, глядя на Гвеннина. – До чего жалко тратить исцеляющую магию на завтрашний труп.
Спорить было не с чем, но я заметила все же:
– Нам нельзя показывать его людям в таком виде.
– Думаешь, людей это расстроит?
– Это подтвердит все, что о нас говорят благие.
– Ты вся в грязи, я – в крови, не так уж мы отличаемся, – хмыкнула она.