Он подошел к речке, которую пересекал на пути посвящения. Его путь подходил к концу, и к заходу солнца Стивен должен был добраться до монастыря. Поутру он начнет проверять свои новые способности на любимых книгах, древних рукописях и священных писаниях. Нет сомнения, что именно к этому призывал его святой Декманус, а никак не к тому, чтобы без дела гоняться по лесу за глупой мечтой.

С внутренним трепетом он взглянул на речку, но в самый последний момент по велению своего обновленного сердца повернул на восток и, сойдя с тропы, углубился в дикие заросли.

Голод стал для него вопросом жизни и смерти. Пищу, которую Стивен брал с собой в дорогу, должно быть, он давно потерял. Вряд ли ему удалось ее съесть за каких-то три-четыре дня. Под могучими деревьями не росло почти ничего съестного, а Стивен был совершенно не сведущ в вопросах охоты. Правда, заточив перочинным ножом палку, он сумел загарпунить рыбу. К тому же сущим оазисом для него оказались некогда выжженные молнией участки леса. В этих местах, не затененных густыми ветвями деревьев, ему удалось найти яблоню и хурму, низкорослую вишню и виноград. Тем не менее голод продолжал одолевать все сильнее и сильнее.

В конце дня он совершил привал на высоком месте, где из-под земли торчала поросшая лишайником скала. Развел костер и стал прислушиваться к нарастающему безумию ночи.

Что бы ни было тому причиной, но источник его безотчетного беспокойства находился совсем рядом. Слух у Стивена стал острее прежнего, поэтому он смог уловить даже почти беззвучные шаги в темноте, равно как легкое потрескивание веток или царапанье когтей по коре дерева. Время от времени лесную тишину прорезал лающий вой.

«Что я здесь делаю? – спросил себя Стивен, когда треск превратился в грохот. – Что бы там ни было, я с этим не справлюсь».

Стивен был далеко не Эспером Белым. И если в лесу, чего доброго, скрывался греффин, юноше грозила неминуемая смерть. Не говоря уже о Терновом короле…

Теперь шум раздавался совсем близко. Стивена охватил дикий страх: в отсветах пламени он был виден как на ладони. Держа в руке самодельный гарпун, Стивен отошел от костра, углубившись в темноту. Уж лучше б ему было взобраться на дерево, если бы только можно было найти такое, у которого низко росли ветки.

Но вместо этого он припал к земле у основания толстого ствола одного из деревьев, пытаясь утихомирить биение сердца, громко стучавшее у него в ушах.

А потом все стихло. Исчезли все звуки. Вплоть до последнего сверчка и лягушки. Лес превратился в безмолвную и беспросветную мглу. Твердя про себя молитвы, Стивен ждал, пытаясь не позволять поселившемуся у него в голове страху пробраться к ногам. Однажды он видел, как кошка подкралась к полевой мыши. Поначалу она просто играла с той, как с более мелким существом, не проявляя по отношению к ней никакой агрессии, но, едва ощутив мышиный страх, тотчас бросилась за ней вдогонку. И вовсе не потому, что не могла спокойно смотреть на свою жертву. А просто потому, что кошки, как и все прочие звери этого семейства, имеют повадки хищников. Стивен ощущал себя почти такой же трепещущей от страха мышью, хотя по своей сути был совсем другим. Потому что являлся существом разумным и мог обуздать свои инстинкты.