– Теперь садись! – приказала Фуксия. И Тит на ощупь осторожно сел на край сидения бесформенного, уродливого кресла.

Фуксия отступила в сторону и подняла обе руки над головой. Тут же в ответ на этот сигнал раздался голос:

– Пора снимать шарф с глаз его светлости Тита!

Другой голос эхом подхватил:

– Пора! Праздник начинается!

И еще один голос:

– Праздник Дня Рождения! Его светлости Титу исполняется десять лет!

Тит почувствовал, как пальцы Фуксии развязывают узел у него на затылке. В следующее мгновение она сдернула шарф с его головы. Тит не сразу открыл глаза, а когда он медленно поднял веки, то невольно вскочил на ноги и с его губ сорвался крик изумления; глаза у него округлились как большие монеты, а рука взлетела ко рту.

Прямо перед Титом расстилалась, как натянутое полотно, поверхность озера. Казалось, оно захватило все земное пространство и готово устремиться вверх, к луне. На поверхности этого полотна плясали отсветы неисчислимых костров и факелов, и всей этой пляской руководило отражение полной луны, яркой полосой разрезавшее черные воды, казавшиеся бездонными. Все трепетало, подчиняясь какому-то внутреннему ритму, отблески костров на воде казались якорями, которые удерживают берега, готовые разбежаться в стороны.

Среди всего этого сияния видны были толпы неподвижно стоящих людей и словно вырубленные из камня кроны деревьев.

Из вспыхивающих отсветов и пятен темноты долетел голос:

– Пли!

Взревела пушка, выплюнув клуб дыма.

– Пли! – снова донеслась команда, снова выстрелила пушка, и так повторилось десять раз.

Когда грохот последнего выстрела стих, все как по мановению волшебной палочки, пришло в движение.

Черное небо было занавесом в глубине сцены, на которой должно было развернуться грандиозное представление. Тит окинул взглядом всю панораму с ее замершими деревьями, рядами далеких папоротников. Вдоль берега озера и под деревьями собралось великое множество народа. Теперь все люди пришли в движение. Что происходило на противоположном берегу озера, Тит не видел, но на расстояниях, доступных его взору, движение удваивалось, ибо гладь озера отражала всех тех, кто двигался по берегу.

Именно эта гладь, в которой отражалось все вокруг, притягивала взгляд больше всего. Она была безжизненной как смерть и одновременно наполнена всем биением жизни, казалось, из глубин озера светит свое собственное ночное светило – этот отраженный фантом луны царствовал посреди вод, окаймленный отражениями гор, деревьев и огоньками факелов и костров.

II

И все это богатство зрительных впечатлений не столько восхищало, сколько порождало предчувствие того, что должно произойти нечто значительное. Все вокруг изготовились – но для чего? Сцена была готова, зрители собрались. Что дальше? Тит поискал глазами сестру, но ее на трибуне уже не было. Тит остался один на один с чудовищным креслом.