Тит посмотрел вниз, и там, у трибуны, он увидел Фуксию, которая сидела на бревне рядом с матерью. С того места, где они сидели, берег полого спускался к воде, и на этом пространстве располагались те, кого принято было относить к верхним слоям общества Горменгаста. Справа и слева от них стояли плотной толпой те, кого принято называть «официальными лицами». За их спиной, как и за трибуной, вверх по склону террасами поднимались деревья.

Тит, усевшись в фиолетовое кресло, поджал под себя обе ноги и оперся локтем на подлокотник. Пототи снова посмотрел на перевернутый вверх ногами мир, отражавшийся в озере.

Фуксия, сидевшая рядом с матерью, не могла унять дрожь. Она вспоминала, как много лет назад из-за этих могучих каштанов выскочили прятавшиеся среди них удивительные фигуры. Фуксия повернула голову и посмотрела на трибуну, надеясь встретиться взглядом с братом, но тот смотрел прямо перед собой. Рука его снова взметнулась ко рту, он подался вперед и застыл, словно превратившись в камень.

На берегу появились четыре фигуры, казавшиеся не ниже деревьев, из-за прикрытия которых они вышли. Фигуры остановились у края воды, расстилавшейся перед ними как зеркальная, абсолютно гладкая сцена; на поверхности ее отразились их невероятно высокие силуэты.

Казалось, они не замечали друг друга, хотя и поворачивали головы в разные стороны. Их движения были неуклюжими, подчеркнуто размашистыми, но при этом исключительно выразительными. От земли, поросшей травой, по которой они ходульно ступали, до верхнего края масок, скрывавших их головы, было не менее десяти метров.

Эти фигуры казались выходцами из другого мира, а все те, кто смотрел на них, ощущали себя серыми и карликами. Четыре великана были так же прекрасны, сколь и необычны. Стена деревьев позади них выглядела теперь еще темнее, чем раньше, – высокие создания, словно пришедшие из другого мира, были ярко освещены луной. И даже это неверное освещение позволяло догадаться, что их одежды, маски и головные уборы были ярких расцветок, как перья тропических птиц.

Тит, разрываемый двумя противоречивыми чувствами, переводил взгляд с одной фигуры на другую с одной стороны, ему хотелось подольше задержать взгляд на каждой, а с другой – поскорее взглянуть на следующую.

Головы свои фигуры держали высоко и царственно, отрешенно и загадочно. В каждом, даже малейшем их движении чувствовалось достоинство. Каждый раз, когда они поднимали руки, размеренно и несколько напряженно, казалось, сама земля под их ногами готова броситься вверх, следуя призывному жесту. Их лица-маски были обращены к небу, и небо казалось пустым, а луна – смущенной.