И Графиня подумала о том, что в нижнюю комнату можно попытаться проникнуть из верхней, расположенной поямо над ней. Когда она добралась туда, то увидела, что эта мысль пришла в голову не только ей и уже воплощается. Графиня, одобрительно кивнув, подошла к окну и выглянула. Дождь возобновился с прежней силой и теперь безжалостно хлестал воду залива и камень стен. Не обращая внимания на потоки воды, которые ветер заносил в открытое окно и которые тут же вымочили ее с головы до ног, Графиня осматривала мокрые стены, распростертые по обе стороны от ее окна, уходящие ввысь. Никаких балконов, никаких архитектурных украшений. Сплошная стена, усеянная отверстиями окон, в каждом из которых виднелась чья-то голова. При свете факелов и фонарей эти головы казались того же цвета, что и окружающий камень так что создавалось впечатление, что застывшие без движения наблюдатели – не живые люди, а каменные изваяния. Лица этих горгулий[6] были повернуты к свету, исходящему от факелов и фонарей, все следили за баржами и лодками, танцующими на темных водах вокруг «пещеры» Щуквола.

Графиня, рассматривающая эти застывшие изваяния, вдруг заметила, что камень ожил, словно охваченный каким-то волнением, головы стали исчезать из окон, словно их засасывало вовнутрь, и вскоре ни одной уже не было видно.

Графиня повернула голову и посмотрела вниз, на то, что происходило прямо под ней, и в окнах снова стали появляться, словно выдуваемые изнутри, бесчисленные мокрые лица, а может быть, кому-то это напомнило бы то, как черепаха, втянувшая голову под панцирь, выставляет ее снова.

Прямо перед Щукволовым окном плясала небольшая лодка, в которой сидел человек в широкополой черной кожаной шляпе, державший в руках короткое тяжелое весло, а в зубах – длинный кинжал.

Удерживать эту лодку в одном положении было очень трудно. Ее болтало на воде, которая жидким золотом все чаще заплескивалась через борта вовнутрь. Завывания ветра становились все громче.

И в этот момент раздался голос Тита.

– Стойте! Вернитесь! Вы, в лодке! Я отправлюсь первым! Дайте мне ваш кинжал!

В темном проеме окна Тит видел лицо своей сестры, летающее существо порхало над сверкающей водой. Тит прорычал, обнажив зубы в страшном оскале.

– Пустите! Пустите! Я убью его сам! Сам!

Тит превратился вдруг в истеричного ребенка, требующего немедленного осуществления своего желания, порожденного воспаленным воображением. Человек в широкополой шляпе, который был уже готов ввести лодку в окно, заколебался. Он повернул голову, словно ища у кого-то подтверждения в необходимости исполнить требование Тита.