Графиня видела, как он прыгнул в воду и куда он плыл, но она уже ничего не могла поделать. Увидев, что одна из лодок уже вплывает в окно, Тит развернулся в воде и поплыл в сторону того места, где ступени внешней лестницы опускались в воду. За ним вдогонку уже плыло три человека. Как только Графиня увидела, что первая лодка исчезает в окне, она вернулась к центру комнаты, где группа офицеров стояла вокруг отверстия в полу. В тот момент, когда она подошла к ним вплотную, высокий человек, стоявший у края круглой дыры на коленях, неожиданно завалился набок. Рот у него был обагрен кровью. Выбитые зубы и камень со стуком упали на дощатый пол. Раненый, издавая стоны, тряс головой от боли. Остальные отпрыгнули от отверстия.

В этот момент в комнату вошел Тит, оставляя за собой мокрые следы. С первого взгляда было ясно, что он болен, что его трясет в лихорадке, что он вот-вот рухнет от изнеможения и что в нем горит могучий нервный огонь. Все особенности его сложения были странно подчеркнуты прилипшей к нему мокрой одеждой.

Тит всегда производил впечатление, что он крупнее, чем есть на самом деле – наверное, это он унаследовал от своей материи. И сейчас это впечатление было особенно сильным. Возникало даже ощущение, что вошел не Тит Стон, а некий абстрактный прототип человека, обуреваемого желанием мести и полного решимости это желание воплотить в поступки; даже вода, стекающая с его одежды, казалась свидетельством героических намерений.

Его лицо, всегда несколько грубоватое и глуповатое, теперь казалось еще более грубым и глуповатым; нижняя губа, вздрагивающая от возбуждения, слегка отвисла, как у ребенка. Но его глаза, бледные и обычно полные угрюмости и отрешенности, теперь горели не только от жара, но и от страсти к отмщению. Это было не очень привлекательное зрелище; одновременно в глазах вспыхивала холодная стальная решимость доказать, что он не остановится ни перед какой опасностью.

Внутренний мир Тита рухнул. А во внешнем мире все время действовали другие, а не он. Пришло время ему самому стать центром внимания. Разве он не Семьдесят Седьмой Герцог? Герцог Горменгаста? Нет, клянусь молнией, которая убила чудесное создание! Нет! Он теперь Первый – он человек на гребне скалы, освещенный снизу факелами мира! Он весь тут, живой, не символический, обладающий всем, чем положено обладать человеку: мозгами, сердцем, чувствами, человек сам по себе, живое существо, а не мертвый ритуал, с руками и с ногами, с пенисом, с головой, с глазами и зубами!

Тит, не поприветствовал мать, подошел к окну; двигался он словно слепой. Да, в ее глазах он предатель, он предал дух Горменгаста. Пускай теперь она просто взирает на то, что он делает, пускай смотрит!