Но уже не менее десятка лодок подоспело к тому месту, где в воду упал Тит. Первой к нему добралась та лодка, которая уже раньше по приказу Графини двигалась к стене и плеск весел которой несколько ранее слышали и Тит, и Щуквол. Тита, который хотя и был без сознания, но не успел погрузиться в воду, втащили в лодку, но едва его уложили на дне лодки, как он, напугав всех без меры (все считали, что он убит), поднялся, словно воскрес из мертвых. Тит, показывая на какое-то место у стены, где плавали спутанные клубки плюща, приказал всем прибывшим лодкам направиться туда.
Какое-то мгновение люди в лодках колебались и поглядывали на Графиню, но она ни голосом, ни жестом не проявляла свою волю. Тот, кто стоял рядом, мог бы увидеть, что грубые черты ее большого лица смягчились, и лицо сделалось почти красивым. То выражение, которое помимо воли опускалось на ее лицо только тогда, когда она склонялась над птичкой со сломанным крылышком, над любым страждущим животным, появилось на нем и сейчас, когда она смотрела вниз, на происходящие у стены события. В ее глазах растаял лед.
Графиня повернулась к тем, кто находился в комнате рядом с ней:
– Уходите. Оставьте меня одну. Рядом есть и другие комнаты с окнами.
Когда она снова выглянула из окна вниз, то увидела, что ее сын стоит на носу лодки и смотрит прямо на нее. Одна сторона его лица была залита кровью, глаза сияли каким-то странным светом. Казалось, Титу очень хотелось, чтобы мать его стояла там, наверху у окна и видела все, что происходит. Когда тело Щуквола затаскивали в одну из лодок, Тит взглянул на него, потом снова на мать, затем снова перевел взгляд на мертвого Щуквола. Чернота стала затоплять его сознание, все завертелось перед глазами. И Тит в беспамятстве рухнул в лодку, словно в яму кромешной тьмы.
Глава семьдесят девятая
Глава семьдесят девятая
Дни шли, а дождь не возобновлялся. Вдыхать очищенный, словно вымытый, воздух было невыразимо приятно. На Горменгаст опустились мир и спокойствие, Замок охватили мечтательность и задумчивость, которые, казалось, прилетали с солнечными лучами днем и с лунными – ночью.
Воды великого потопа спадали очень медленно, но с каждым часом уровень воды понижался – пусть и на крошечную величину, но понижался. Золотые дни сменялись серебряными ночами, шли недели, месяцы – и вода отступала. Появлялись из-под воды крыши, каменные террасы, стены, поля, холмы. И все эти освобожденные из-под воды поверхности, склоны, изгибы быстро высыхали на солнце. Солнце теперь сияло, не заслоненное ни единой тучей, каждый день, и лучи его заглядывали в воды, ставшие из серых, угрюмых и взбудораженных спокойными, гладкими и прозрачными. В гладкой зеркальной поверхности отражался вырастающий из-под воды Замок и редкие, легкие облачка, лениво плывущие по голубым небесам.