Он бежал так, словно выполнял чей-то приказ. И в какой-то степени это было именно так, хотя этот приказ пришел из глубин его естества, о которых он так мало знал. Он подчинялся приказу законов еще более древних, чем сам Горменгаст. То были законы плоти и крови. Законы неутоленного желания. Законы, заставляющие искать перемен. Законы молодости. Законы, которые разделяют поколения, законы, которые отторгают дитя от матери, мальчика от отца, юношу от родителей. Законы, которые зовут к неизведанному. Законы, которым подчиняются лишь немногие, которым хватает смелости и решимости. Законы, которые зовут молодых уйти за горизонт, в неведомые дали.

Тит бежал, подстегиваемый верой в то, что его непослушание и есть оправдание существования. Он уже не был неоперившимся птенцом, просто непослушным ребенком, жаждущим новых сладостей. Страсть к сладостям у него уже давно прошла. Он познал уже многое. Он убил человека, он познал страх смерти, от которого дыбом встают волосы, и теперь мир, совершенно отличный, как ему казалось, от Горменгаста, звал его к себе настойчивым шепотом.

Тит бежал потому, что наконец принял окончательное и бесповоротное решение, решение, сложившееся из многих ясных и неясных причин, мотивов, желаний и порывов. Все, совместившись, призвало его к действию.

Вот почему Тит бросился бежать – внешнее действие должно было соответствовать лихорадочному течению мыслей.

Тит знал, что назад пути уже нет – чтобы сохранить себя как личность, он должен был поступить так, как задумал. Он бежал стремительно, дышал быстро и глубоко и скоро оказался среди хижин временного поселения.

Солнце уже коснулось края горизонта. Розово-красный цвет заката стал приобретать фиолетовый опенок, придавая странную красоту всему вокруг. Люди, бродившие меж хижин, почтительно расступались, давая ему дорогу. Дети в лохмотьях, выкрикивая его имя, бежали к своим матерям, чтобы сообщить им, что видели его знаменитый шрам. Тит, неожиданно оказавшийся в мире реальности, остановился. Тяжело дыша, он согнулся, положив руки на колени и наклонив голову. Отдышавшись, он распрямился, отер пот со лба и быстро направился к той части поселения, где за частоколом размещался дом, мало чем отличавший от остальных лачуг, в котором жила Графиня.

Прежде чем пройти сквозь ворота в частоколе, грубо изготовленные из разных подходящих железных прутьев, он остановился и подозвал нескольких молодых людей, оказавшихся поблизости.

– Найдите Хранителя Конюшен, – приказал он тоном, который так напоминал властные распоряжения его матери. – Он должен быть в конюшне у Западных Ворот. Передайте ему мой приказ – пускай оседлает серую кобылу. Он знает, какую. С белым пятном на ноге. Потом пусть приведет ее к Кремниевой Башне. Я скоро приду туда.