Молодые люди, сделав знак, что они поняли приказание, бросились его исполнять и быстро растворились в опускающейся темноте. Луна выкатилась из-за башни со сломанной верхушкой.

Тит подошел к грубо сделанным воротам, собирался уже войти, но потом передумал, развернулся и направился к центру поселка, состоящему из хижин, сооруженных из наскоро сколоченных досок и обломков дерева, которые удалось разыскать в Замке. Но ему не пришлось идти ни к группе хижин, где жили Профессоры, ни к домику, в котором размещался лазарет Доктора Хламслива, высвеченный во всей своей неприглядности луной. Тит увидел, что прямо к нему направляется Глава Школы в сопровождении жены и Доктора Хламслива.

Но они увидели его только тогда, когда он подошел совсем близко. Тит сразу почувствовал, что они захотят поговорить с ним, но он был совсем не расположен ни беседовать с ними, ни даже слушать их. Тит и нормальное поведение в мире, который его еще окружал, уже не совмещалось. Неожиданно, не дав ни Доктору, ни старому Профессору опомниться, Тит схватил их за руки, нервно сжал их выше локтя, отпустил так же резко, несколько неуклюже поклонился Ирме, повернулся на каблуках и пошел прочь. Хламслив, Рощезвон и Ирма в изумлении смотрели ему вслед, пока он не скрылся в сгустившейся вечерней тьме.

Вернувшись к частоколу, Тит уже безо всяких колебаний прошел в ворота и попросил человека, стоявшего у дверей кособокого домика, доложить о нем.

Войдя, Тит увидел, что Графиня сидит за столом, на котором стоит зажженная свеча, и безо всякого определенного выражения на лице смотрит в раскрытую книгу, полную картинок.

– Мама.

Графиня медленно подняла голову.

– Да?

– Я уезжаю.

Графиня молчала.

– До свиданья, – сказал Тит.

Графиня тяжело поднялась на ноги, взяла со стола свечу, подошла к Титу почти вплотную. И, держа свечу у лица Тита, стала всматриваться в его глаза – а потом вдруг, подняв вторую руку, очень нежно провела указательным пальцем по шраму.

– Куда уезжаешь? – спросила наконец Графиня.

– Уезжаю… совсем. Покидаю Горменгаст. Объяснять не могу. Не хочу ничего говорить. Я просто пришел сообщить вам о своем отъезде. Вот и все. До свиданья, мама.

Тит повернулся и быстро пошел к двери. Он страстно жаждал поскорее выйти и умчаться в ночь, не обмолвившись ни с кем больше ни единым словом. Тит понимал, что Графиня не сможет сразу осознать до конца, что значит это страшное признание в измене. Но когда Тит уже был у самой двери, сквозь густое молчание, упиравшееся ему между лопаток, прорвался голос. Графиня говорила не громко и не спеша: