Она меня пожирала. Я таяла. Исчезала. И это было прекрасно. Тварь убивала, вызывая немыслимый экстаз у жертв. «Я стану тобой, возлюбленная! Всепоглощающе, вечно. Ты – мое юное тело. Я – сила твоя, твоя воля.
И я послушно взглянула. Словно вылезла из кокона и осмотрелась. Я парила в полумраке под самым потолком просторной комнаты, больше похожей на пещеру, свет из окна проливался на пол солнечной лужицей, а у стен, сложенных из огромных каменных глыб, сидели, высунув алые языки, мощные черные псы, настороженно и укоризненно взирая на недосягаемую свежевылупившуюся бабочку.
«Смотри, моя радость, как тебе светло во мне! Тебе нравится, я знаю. Неисчерпаемо счастье. Смотри, какой сочный, роскошный мир будет нашим вечно!»
Меня повлекло к потолку и выше. Каменная толща скользнула сквозь тело, оставив мимолетное чувство тяжести. И я воспарила к пушистым облакам, прикрывшим слепящее солнце, цепенея от. восторга, оглядывая мир, который будет моим миром – миром нига. Оглядывая так, как никогда не смогла бы немощными человеческими глазами, вправленными в тесный череп, – всеохватно, всесторонне, словно я – сплошной Восхищенный Глаз. Дивные цвета воссияли в этом мире.
Я умирала в бескрайнем счастье, в бесконечном восторге. И знала, что смерти нет, но умирание вечно. И это была прекрасная вечность. Я не могла от нее отказаться и победить в этой схватке. Не могла, охваченная силой невероятной, нечеловеческой, всеохватной любви.
И не было в мире большего искушения, чем дар Любви, который предлагала мне Тварь. Вечной Любви. Вечного счастья.
Тварь искушала, заклинала: «Стань навсегда моим телом, я буду любить бесконечно! Сердце мое, я – чистая сила, я – воля твоя и желание. Хочешь, и крылья любви распахнутся, как птица, и ветер взвихрит наши перья? Руки твои превратятся в мощные крылья».
Из моего горла вырвался крик, превратившийся в клекот, крылья раскинулись, обнимая сразу и небо, и землю. Поджав когтистые лапы, я парила в воздушном потоке, поднимаясь выше и выше, в тучу зарылась, облачной влагой осевшей, утяжеляя перья. И боролась, все еще боролась за мой человеческий разум.
Тварь обольщала, словно пела гимн: «Хочешь, дождем прольемся на жаркую ждущую землю? Ласковой влагой стечем по стволам и ладошкам подставленных листьев, будут ловить они нас, мы же – играть и струиться – в землю и в корни; кронами станем деревьев, солнце и ветер целуя! О нет, моя радость, этот восторг достоин иного! Стань, моя Детка, молнией, солнечным сгустком, шаром из чистой всепоглощающей мощи! Ты – мое сердце, я знаю, кого ты так страстно желаешь! Дай мне свой разум, любимая, дай свои мысли!»