– Бывший Смотритель Запада?

– Вот именно. Он пытался уничтожить меня, но я вышел победителем… – Фавн вздохнул и нерешительно глянул на дварфов. – С год назад Бог поведал мне: не кто иной» как я, виновен в грядущей катастрофе. Должно быть, оттого, что я не убил Зиниксо, когда у меня были возможность и оправдание.

– Ты сделал хуже, – мрачно подтвердил Распнекс. – Гораздо хуже. Но продолжай… Ты сможешь разъяснить этим непосвященным, что ты сотворил с моим племянником?

Рэп почесал в затылке.

– Могу попробовать. Я заключил его в непроницаемый магический пузырь. Его Силы все еще при нем, но он не способен ими воспользоваться. Гм, вы следите за мыслью?

– Вроде смолы на дне лодки? – догадался Сагорн. – Только отталкивает магию вместо воды?

Распнекс издал звук, похожий на шум камнепада; вполне возможно, он всего лишь хохотнул.

– Ты понял, а? Отлично! Рэп оказался сильнее, и Зиниксо не мог разбить чары. Наказание, достойное волшебника!

– И что же случилось потом? – нетерпеливо спросил император.

– О, он совсем сошел с ума. У Зиниксо всегда были какие-то нелады с головой, даже в детстве. Он всю жизнь был подозрительный и робкий. И чем больше росли его силы, тем больше он уходил в себя… Ты понимаешь, о чем идет речь, имп?

Шанди кивнул.

– Я встречал подобных ему людей. Они воображают, будто целый мир ополчился против них.

Все дварфы по природе были нелюдимами, недоверчивыми и замкнутыми типами. Ило ужаснулся, представив себе, до чего мог дойти этот Зиниксо… Распнекс приходился Зиниксо дядей; он должен был хорошо его знать.

– Так получается, он был безвреден, – сказал Шанди, все больше мрачнея. – Чем же он опасен в таком случае?

– Все из-за Светлой Воды, – пояснил Рэп. – Она тоже не могла разбить мои чары, но могла пожалеть его. Она отдала ему волшебницу.

– Отдала?

Распнекс хмыкнул и щелкнул пальцами. Юный Гримрикс нахмурился и выступил вперед, чтобы встать рядом с чародеем, – понятное дело, кому понравится такое обращение!

– Господин?

– Скажи им, что ты чувствуешь ко мне, сынок. Мальчик опустил глаза на носки своих ботинок, и на сей раз его румянец был очевиден.

– Я люблю тебя, – шепнул он.