– Не ори, лавина сойдет! – рассердился гном. – В горах нельзя кричать.

Энка умолкла, но посмотрела уничтожающе.

Ильза не верила своим ушам. И это они! Ученые, премудрые, способные проникать сквозь камень, побеждать драконов и демонов!

– Вы что, на самом деле не знаете, как снять приворотные чары?! Это же любая бабка деревенская умеет!

Аолен поморщился. Бабками в народе называли ведьм самого низкого пошиба, тех, кто лечит чирьи, заговаривает скотину, снимает порчу. Или, смотря по потребности, народит оную.

Рецепт по снятию любовных чар от Ильзы оказался простеньким, как Эдуардов суп. Всего и делов-то – сварить зелье из сухой лягушачьей кожи, семян череды, кусочка одежды привороженного и тринадцати волосков из хвоста Единорога! Варить три часа, при непрерывном помешивании в полном молчании, после чего обрызгать любовников. Если приворот был – подействует. Как именно подействует, Ильза не знала.

– Допустим, – рассуждала сильфида, – с кусочком проблем не будет, ко мне в мешок его шапка попала. Череду соберем… Хельги, ты ведь знаешь череду? Кожу поищем у ручья. Но как быть с волосами – ума не приложу! Орвуд ты не в курсе, тут водятся единороги?

Гном хмыкнул:

– Не знаю, не интересовался. Я давно вышел из того возраста, когда единороги имеют хоть какое-то практическое значение.

– Зануда, – махнула рукой девица. – Ладно, допустим, что водятся. Как их ловят?

Тут уж во всеоружии оказался Хельги. Единорог как-никак тоже зверь, хоть и магически измененный.

– Их приманивают сладкозвучным пением. Если петь достаточно громко, долго и красиво в том месте, где водятся единороги, они выйдут. Тогда их сможет поймать шелковой лентой невинная девушка.

– И кто будет петь? – Энка продолжала мыслить стратегически.

– Я не буду! – откликнулась Меридит.

– Ясно, не будешь. Твоим пением только врагов устрашать. «Психологическая атака» называется. И нечего лягаться, щас как дам! Ильза, ты умеешь петь?

Ильза петь не умела по причине отсутствия слуха. Слух, по его словам, был у Орвуда, но подвел голос. У Хельги с Эдуардом не было ни того, ни другого, а репертуар Энки совершенно не годился для ловли единорогов, равно как и для исполнения на трезвой публике. Эльф при первых же словах ее песни покраснел, как юная дева, и закрыл уши руками.

– Тогда сам и пой! – постановила горе-певица. – Раз ты эльф, должен владеть искусствами.

Пел эльф чудесно.

Начал он неуверенно, потому что чувствовал себя крайне глупо. Представьте себе ситуацию: сидит ночью в Арвейских горах грязный, оборванный эльф и распевает громко, долго и красиво в надежде подманить единорога, который здесь, скорее всего, и не водится вовсе. А рядом сидят вредные, не смыслящие в искусстве существа и критикуют на все лады. То им слишком тихо, то слишком громко, то песня недостаточно красивая.