Оба принца смущенно потупились, а Ильза хихикнула:

– Трегерат избавился от Ирракшаны, а ты стал настоящим демоном. Плохо разве?

– Отвратительно! – ответил демон с чувством.

– Надо рассуждать логически, – сказала сильфида. – Если в Эттессе есть Монрад, значит, там нет Глома. Вот и не пойдем туда, пойдем дальше.

– Мы все идем, идем, – забрюзжал Орвуд, – и что толку?

– Может, стоит заскочить убить Монрада? На всякий случай? – засомневался Хельги. При всей его цивилизованности и образованности фьордингские замашки время от времени давали о себе знать, а те всегда были убеждены: лучше убить того, кого не надо, чем не убить того, кого надо.

– Какой резон его убивать? – не поддержала диса. – Убьем Монрада – появится другой наместник…

– Ну да! Убьем Глома – появится новый император. Философский вопрос о роли личности в истории. Что же теперь, вообще никого не убивать? Давай попытаемся решить проблему эмпирически. У нас есть все условия для проведения социального эксперимента.

– Вы иногда так непонятно говорите, – пожаловалась Ильза.

– Это у них от образованности, – пояснила Энка. – Умище наружу лезет.

В Эттесс они все-таки не пошли. Тройной кордон на входе не вдохновлял на проведение социального эксперимента. Но споры на этом не закончились. От Эттесса шли две дороги: западная, на Срединные герцогства, и восточная, прямехонько на Ольдон.

Эдуард, разумеется, рвался на родину при полной поддержке наемников. Что забыли в Ольдоне они, было неясно. Аолен решил, все дело в корпоративной солидарности.

Но Орвуд взбунтовался. Гном заявил: хватит блуждать по свету наугад. Пора дело делать. Того гляди, снег ляжет, а спасением Мира и не пахнет! Сказано, Глом в Срединных герцогствах, значит, надо идти туда. Ноги – они не казенные, чтобы бегать по всему Староземью взад-вперед, и все зазря. И так далее и тому подобное… И ведь в чем-то он был прав!

Стали бросать жребий. Три раза кидали монету, и каждый ваз выпадал Ольдон. Принц торжествовал. С Силами Судьбы никто спорить не станет.

Замерзшие, уставшие и голодные тащились они по эттесской предзимней слякоти в сторону границы. Пронизывающий ветер гнал с запада тяжелые, свинцово-серые тучи. Дождь переходил в мелкую, пакостную ледяную крупу. Деревья сбросили последние пожухлые листья, стояли унылые и голые, как скелеты. На лужах и озерцах появлялись первые ледяные иголочки. К полудню они таяли, но за ночь сливались в пластины. В темноте все чаще раздавался тоскливый волчий вой, животные начинали сбиваться в стаи.

Аолену тоже хотелось выть от нахлынувшей тоски, ощущения безысходности, тягостной обреченности. Осеннее вымирание природы всегда навевало на эльфов грусть. Но эта осень была особенно страшной.