– На слове меня поймать решили?

Френкель хмыкнул:

– Да на кой?… Я не Пётра, вы – не заблудшая душа. Хотя признаюсь, азарт вы во мне возбудили. Все рутина, рутина, а тут я, пардоньте, из штанов от любопытства готов был выскочить, – Зайчик зардевшись, отпихнулся лапками от края стола, поставив стул на дыбки. – Все поменять можно: косолапить, ссутулиться, глаза запрятать… А манеру делать дела – не спрячешь! – он воздел палец. – Не от меня!

Посопел, признался:

– Прохора за вами следить приставил. Ну, не кривитесь, для порядку ж положено. И вы бы то же самое сделали. В топтуны, конечно, староват…

Ох, на себя бы поглядел, подумал Айзенвальд, кивая.

– Зато в остальном цены ему нет. Не то что этим молодым, четырежды объяснять не приходится. Там скопировал документик, там письмишко перлюстрировал… – Матей воздел выпуклые, в красных прожилках глаза, – только смотрю, скучен стал. Все озирается, даже крестится тайком. Тут же и табакерка ваша с монограммой, и имя, и лицо такое ж самое. Хотя не племянник и не сын. Он уж и на Гонитву стал грешить, пенек трухлявый… – протянул ротмистр с нежностью. – Хотя зимой, по преданию, эти спят… А даже если и трупак, – пожал острым плечиком, – мне что за дело? Под вашим началом хорошо работали!

И, посмурнев, сказал сухо:

– Так что вам нужно?

– Место в поезде и проездные документы на мою жену и меня либо подателя этой вот табакерки.

Лицо у Зайчика вытянулось, как у мальца, расколотившего даже не горшок с вареньем, а половину буфета. Он побагровел так, что Айзенвальду показалось, ротмистра хватит удар.

– Она вписана в мой паспорт, копия страницы из костельной книги о венчании прилагается.

– Матолки… – просипел Матей, дергая на шее безукоризненный галстух, – ферфлюхте… Елупни… Я все должен был про вас знать! И кто вам так скоро с паспортом подсуропил?

Генрих с легкой насмешкой развел руками. Ротмистр скривился.

– Угадать нетрудно. Очень крупную взятку сунули, прикрываясь герцогом да при общей неразберихе… жертвой бунтовщиков девицу представили… какие бумаги!

Френкель вытянул из скрипнувшего ящика заполненный гербовый лист с печатями и промежутком для имен, обмакнул перо в чернила:

– Хотя перемещения гражданских лиц запрещены, для вашей супруги сделаю исключение. Пишу: подателя табакерки янтарной шлифованной… – прищурясь, вгляделся в паспорт, – с пани Айзенвальд… Севериной. Так? А это пропуск. Хе-хе, документик на документики.

Пожевал вздернутой верхней губой:

– Был рад снова с вами свидеться. В общем, совет да любовь. Ну хоть взглянуть на нее позволите?…