Когда острие клинка Сигварда ушло под подбородок Клаттербака, народу во дворе существенно прибавилось. Грязные, изможденные монахи высыпали наружу. Довольный жизнью и собою, брат Панкрас едва ли не приплясывал на пороге. Поскольку захватчикам стало не до охраны погреба, он сшиб замок и выпустил своих плененных собратьев. А те, хлебнув вольного воздуха после вони и сырости, на время позабыли и преклонные лета свои, и хворобы старые и приобретенные, а главное – присущую их званию кротость и бросились (либо заковыляли) сводить счеты с обидчиками. Не зря говорят, что воздух свободы пьянит, ибо решиться на такое можно было только во хмелю. Супротив крепких, хорошо вооруженных наемников, пусть даже утомленных предшествующим боем, – монахам, погрязшим в мирной жизни и ослабевшим от голода, в большинстве – немолодым и вместо оружия похватавшим что под руку подвернется – от скамеек до кухонной утвари. Однако ж они это сделали, внеся свою лепту в общее побоище.

Оказавшись меж разбойников и озверевших чернецов, наемники несколько поутратили боевой задор – чему способствовала и гибель их предводителя. Но в сполохах от взрывов и выстрелов (а кое-кто из монахов догадался вытащить и зажечь светильники) Сигвард не мог разглядеть настоятеля.

Он появился вовсе не с той стороны, что остальные монахи. И не по своей воле. Его выволокли.

У входа в монастырскую церковь стоял невесть откуда взявшийся человек в простеганном кафтане и таларе хорошего сукна, бледный (или так казалось ночью в отблесках огня), с негустой бородкой. Он цепко держал отца Джеремию в отнюдь не дружеских объятиях, приставив стилет к его горлу. И, перекрывая общий шум, крикнул:

– Пропустите меня, или он умрет!

Теперь в замешательство впали уже монахи. Они привыкли почитать настоятеля, и зрелище угрожающей ему опасности поколебало их воинский дух. Почувствовав их настрой, Отто-Карл – а это, разумеется, был он – продолжал:

– Расчистить дорогу! И вывести коня! – Для наглядности он кольнул старика стилетом так, что тот охнул.

Однако во дворе было слишком много людей и слишком мало света. Отто-Карл не мог охватить взглядом всех и не заметил Кремешка, подобравшегося к нему сзади. Расторопный разбойник держал в руках трофейный мушкет и угостил прикладом Отто-Карла по затылку. Тот рухнул, выпустив настоятеля.

Сигвард шагнул к Ивелину, чтобы взглянуть, жив ли он, но тут кое-что отвлекло его внимание. Вернее, кое-кто. Монашек, пробиравшийся мимо упавшего Отто-Карла и красовавшегося перед соратниками Кремешка. Нечто в фигуре и походке чернеца заставило его насторожиться. Он прыгнул вперед, цапнул монаха за капюшон – из-под которого при этом выбились черные кудри. Довольно хмыкнул: