Да и сама она, необъятная, непостижимая, бездонная – тоже видение, поскольку имела начало и стремительно несет всю себя через непознанное нечто к неведомому, но уже предначертанному финалу.
Так было.
Так есть.
Так будет.
Большинство живущих и смертных в силу собственной ущербной ограниченности не способно понять самого древнего, самого верного, самого простого и незыблемого закона мироздания: ничто не вечно.
Те же, кто понимает, очень скоро перестают быть людьми...»
Старейший Пастырь Великого Круга с трудом пошевелился. Шотландский шерстяной плед сполз с квадратных костистых коленей, но эрри Сенэкс не обратил на это ровным счетом никакого внимания. Мысли старика витали далеко-далеко от помпезной комнаты, в которой он отдыхал после обеда, от Белой башни и вообще от Британских островов.
Мало того, они устремились в такие иновременные дали, куда никогда не сможет попасть ни один из живущих на земле.
Эрри Сенэкс вспоминал...
Перед его выцветшими за долгие века, а некогда отчаянно голубыми глазами проносились картины великих битв и далеких походов. Голоса давно ушедших Пастырей и людей звучали в его ушах, и кустистые снежно-белые брови то сурово сходились к переносице, то горестно обвисали, то удивленно поднимались, морщиня пергаментный лоб.
Он был в числе тех многих, кого сам Основавший, Первый Пастырь эрри Сатор Фабер разослал в разные уголки обитаемого мира в поисках древних знаний и таинственных артефактов. Тогда еще не существовало слов: «марвел», «Великий Круг», да и сами они не помышляли ни о каком пастырстве...
Долгие годы странствий по мрачным восточным краям, среди исполинских горных пиков, покрытых вечным льдом, среди безводных пустынь, в которых нет жизни, – и все это ради одной-единственной вещи.
Небольшая книга. Переплет из благородной черной бронзы. И всего несколько страниц внутри...
Эрри Сенэкс отчетливо помнил того аравийца, что передал ему книгу. Маленький, с коричневым сморщенным лицом, он поначалу не хотел даже разговаривать с белокожим великаном из далеких земель. Три недели эрри Сенэкс сидел на горячих камнях перед его шатром и хриплым от ставшей уже вечной простуды голосом пел псалмы, а рядом бродили равнодушные дромадеры и изредка страшно ревели, заглушая Божье слово.
Тогда он верил, что служит делу матери нашей Святой Церкви. Тогда он еще не знал того, что эрри Сатор Фабер понял с самого начала...
Книга Паука оказалась далеко не самым могущественным марвелом, привезенным в Рим посланцами Основавшего. Не самым могущественным – но самым ценным, ибо на ее сухих ломких страницах можно было увидеть грядущее.