Потом ей показалось, что тот, кто живет внутри нее, шевельнулся.
Это была иллюзия – она прекрасно знала, что движение его ощутит еще не скоро. Но, возможно, ребенок Семироля таким образом ответил на острую мысль о его отце?
Она снова легла и устроилась поудобнее, заранее зная, что до утра заснуть не придется.
Ночь – самое неторопливое время. Благоприятное для Ирены время. Время, когда ее посещают мысли…
Возможно, она больше не увидит Семироля. Долго не хотелось об этом думать – однако вот, приближается черта, за которой прятаться от очевидного уже бесполезно…
Он вернулся в свою МОДЕЛЬ. Либо погиб таинственным образом на улицах ночного города, и тело его было спущено в заброшенный колодец. Либо… либо ткань вероятности треснула, не выдержав присутствия вампира-адвоката. Он не должен был здесь находиться. Это невероятно. Канал, темный коридор, по которому они оба вошли сюда, был предназначен только для Ирены; если это не так, то почему господин Петер…
Мысль прервалась. Ирена вздохнула.
Итак, Семироль не вернется. Стало быть, на ребенка, на существо, ради которого она рисковала свободой и жизнью, никто больше не предъявит своих прав. Стало быть, она достигла того, чего желала…
Она машинально хотела натянуть плед до подбородка – но рогожка, заменяющая одеяло, вызвала у нее неожиданное отвращение.
Она достигла того, чего желала. Новорожденный вампиреныш…
Под окном послышались крадущиеся шаги. Приглушенные голоса; Ирена напряглась.
– Кто бродит ночью? – рявкнул заспанный бас. – По домам, живо!
Голоса стихли. Ирена некоторое время вслушивалась, потом расслабилась.
Новорожденный вампиреныш останется на руках Ирены. И будет маяться первыми зубками, а она станет мазать ему десны какими-нибудь знахарскими травками, успокаивающими боль… А потом зубки прорастут, и дитя надкусит грудь, чтобы пополам с молоком отведать еще и гемоглобина…
Хорошо бы остановиться и не думать дальше, но ее неповоротливые мысли никак не могут притормозить, прут, как тяжелый танк… Этот ребенок предназначался Семиролю. Теперь Семироля нет; наверняка даже в этом мире, диком и странном, имеются бабки-абортмахерши. Или соответствующие снадобья…
Она свернулась клубком. Крепко прижала руки к животу, глубоко задышала, борясь с тошнотой.
Я отдам тебе этого ребенка, Ян. Отдам безропотно, только появись…
Тишина и храп. Мышиная возня, запах пота и далекий лай сонной собаки.
* * *
Провидение то и дело давало промашку. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд.